Н.И. Ульянов
ПРОИСХОЖДЕНИЕ УКРАИНЦЕВ И ВЕЛИКОРУСОВ В СВЕТЕ СЕПАРАТИСТСКОЙ „НАУКИ"
Краеугольным камнем современной "украинской" доктрины является тезис о полной обо собленности малороссов от великорусов. Малороссы объявлены народом, отличным от „москалей" с самого сотворения мира.
Если такие украинофилы прошлого столетия, как Максимович, Метелинекий, да тот же Драгоманов, никогда не проводили национальной разницы между северной и южной ветвями русской народности, отмечая между ними на личие лишь областных этнографических особенностей, если Костомаров рассматривал малорусов и великорусов, как „две русские народности" (русские!), если сам .Грушевский при знает, что „конечно, в IX-X в.в. не существовало украинской народности, в ее вполне сформиро-вавшемся виде, как не существовало в XII-XIV т.н. великорусской и украинской народности как мы ее сейчас представляем"1, то современные жрецы „украинской" исторической „науки", объявляют малороссов не только в национальном, но и в расовом отношении отличными or русских.
Грешил этим и Грушевский, любивший распространяться о великорусах, как неполноценных представителях славянского начала, ввиду своего сильного смешения с финнами. Приняв в себя множество финской крови, они приобрели ряд отрицательных качеств — дикость, вялость, отсутствие инициативы, покорность насилию и другие особенности „низшей" породы людей, тогда как носителями чистоты и благородных черт славянства остались южнорусы, сиречь украинцы.
Но, несмотря. на задор и петушиный гонор, старая школа не решалась отрицать первоначальную единую русско-славянскую основу, как для юга, так и для севера России. Совсем иначе теперь. Речь идет уже не о презренных финских примесях, а о первозданном расовом отличии великороссов и малороссов, выражающемся в форме черепа, состава крови, психических и умственных качествах.
Если „москали" — потомки тех звероподобных племен, что, охотясь на мамонтов, медленно подвигались к северу вслед за отступающим ледником, то украинцы пришли на освободившиеся места из передней Азии, принеся с собой развитую культуру, усовершенствованное земледелие и, в частности, — сошник, волов и стодолю, как спецефические признаки украинского земледельческого быта.
Эти выходцы из передней Азии принадлежали к прогрессивной и развитой круглоголовой расе. Они заселили всё Причерноморье, охватив территорию ни больше, ни меньше, как в границах, на которые претендуют современные „украинские" сепаратисты, т.е. не только Галичину, Волынь, Подолье, Киевщяну, Полтавщину и прочие старые малороссийские губернии, но также Херсонщину, Крым, Кубань и Таманский полуостров.
От них повела свое начало культура в этих местах, особенно земледелие. Круглоголовая раса превратила бы юг России в цветущую область, если бы не свирепые кочевники кимме-ийцы, постом скифы, потом сарматы, потом все прочие степняки вплоть до гуннов, половцев и татар, мешавших на протяжении тысячелетий прекрасным намерениям круглоголовых и загнавших этих культуртрегеров в лесистые области теперешней северной Украины, где их в VI столетии до Р.Х. с трудом различает глаз Геродота.
Эта точка зрения, встречающаяся во множестве произведений, наиболее полно выражена в брошюре проф. Щербакивского „Формации украинской нации", изданной в Праге в 1940 г. Тут совершается окончательная расправа с „москалями", которых лишают отныне всякого права считаться славянами.
Сделано это следующим образом. Во времена Грушевского великорусов, как известно, считали происшедшими от смешения финнов с древнерусским племенем вятичей. Но вот Щербакивскому стало доподлинно известно, что вятичи отнюдь не русское, не славянское, а тоже финское племя, только подвергшееся когда-то и где-то славянизации. Другое племя, кривичей, принявшее участие в образовании великорусской народности и тоже считавшееся со времен начального летописца славянским племенем, оказывается не славянским, а литовским. Оно также когда-то и кем-то славянизировано.
С финнами слились, таким образом, вовсе не славяне, а финны же или литовцы, только слегка амальгамированные. Уничтожив „кацапов" и решительно втолкнув их в финский мир, Щербакивский с тем большей легкостью сочиняет блистательную родословную украинцам.
Происходя от круглоголовой культурной расы, они и, впредь на всём протяжении истории остаются безупречными в смысле представительства высших и благородных черт арийства. В этом отношении чрезвычайно интересна предпринятая Щербакивским интерпретация этнографической картины, которую дает для юга Россия „отец истории" Геродот.
Известно, что в то время, как запад Европы оставался еще покрытым густым мраком, в котором исследователь вынужден .руководствоваться лишь археологическими данными, — территория нашей родины оказалась в довольно ярком свете письменных источников, среди которых первое место принадлежит Геродоту, посвятившему Скифии (юг России) целую книгу.
Он приводит обильный, полный глубокого интереса, материал о скифах — древних насельииках нашего юга. Данные его о них признаны правдивыми и заслуживающими доверия, за исключением некоторьк, явно сказочных эпизодов. Современная наука всё более склоняется к тому, чтобы видеть в геродотовых скифах этническую праоснову не только русской народности (как южной, так и северной), но и всех прочих народов, населяющих европейскую, а частью и азиатскую Россию.
9-ую книгу Геродота мы ныне рассматриваем, как древнейший источник по истории России. Совсем иной подход к Геродоту у Щербакивского. В скифах он не желает видеть ничего общего с позднейшими малорусами; они, по его мнению, —кочевники, скотоводы, разбойники и, видимо, в силу этих качеств, не могут считаться предками культурных земледельцев-украинцев. Этих предков автор ищет среди других племен, помещенньк Геродотом к северу от скифов и не относящихся, по словам галикарнасца, к скифскому миру.
Каждый, кто читал Геродота, знает, что его представления об этих племенах самые смутные. Насколько он хорошо знал географию, быт, нравы и племенные деления скифов, настолько всё, лежащее к северу от них, подернуто туманом неизвестности и фантастики. В большинстве случаев, кроме названий обитавших там народов, он ничего не сможет о них сказать, за исключением небылиц, вроде того, что невры раз в году превращаются в волков, аримаспы имеют всего один глаз, а аргипаи родятся плешивыми.
Сделать какое-нибудь заключение о культуре, тем более о расовых особенностях этих племен, по Геродоту, совершенно невозможно, и ни один строгий исследователь не решался на это. Но Щербакивскому туман геродотова повествования пришелся вполне по вкусу; он так свободно в нем разбирается, что среди всех этих исседонов, гелонов, меланхленов, агифирсов — легко и безошибочно отыскивает любезных своих земляков — украинцев. Осведомленность его на предмет того, кто из них предки малороссов — поразительна.
Не всем выпадает столь высокая честь. Плешивые аргипаи и одноглазые аримасы, разумеется, деликатно устранены. Андрофаги, как людоеды, способные испортить биографию безупречно культурного народа, тоже обойдены молчанием. Будины почему-то (видимо, из чувства такта) объявлены литовцами. Зато все остальные не вызывают сомнения ни в переднеазийоком происхождении, ни в круглоголовости, ни, следовательно, в украинстве.
Острый глаз Щербакивекого способен отличать среди них полтавчан от черниговцев и винницких от каменец-подольских. Относительно агафирсов он клянется всеми богами, что это волыняне. Только деления на повиты (уезды) пока еще не дается нашему автору, но зато компенсируется другим крупным успехом:
Щербакивскому удалось найти высших носителей украинизма, народ, явившийся как бы душой „древнеукраинских" племен и источавший, подобно афинянам, лучи культуры на всю землю. Это — гипербореи.
Наивный читатель, безусловно, всплеснет руками, ибо всё, что ему известно из Геродота о гипербореях, абсолютно не мирится с такой их трактовкой. У Геродота читатель вычитал только то, что гипербореи — самое счастливое племя на свете, что жизнь их — сплошной праздник и протекает в полном довольствии и веселии. Смерть над ними не властна и наступает лишь в результате самоубийства: утомленные продолжительной жизнью и непрерывным счастьем, гипербореи во время танца бросаются со скалы в воду и блаженно умирают.
Ничего другого старый галикарнасец Геродот не пишет о гипербореях: ни об их круглой голове, ни об их высокой культуре, ни о волах, ни о земледелии. К тому же, у Геродота и у прочих древних авторов местоположение гипербореев определяется вне Европы — за Рифейскими горами, т.е. за Уралом, и все досужие толкователи Геродота относили их, обычно, к Алтаю. Но это нимало не смущает Щербакивского, как не смущает его явно поэтический вымысел этой части повествования Геродота, писавшего о гипербореях по не дошедшим до нас поэмам Аристея.
Собственно говоря, геродотовские гипербореи глубоко безразличны и не нужны Щербакивскому; он создает своих собственных гипербореев, наделяя их качествами, которых у Геродота и в помине нет. Он выдумывает какую-то гиперборейскую культуру и гиперборейскую группу народов, являя, таким образом, изумлённому миру апофеоз украинизма в середине первого тысячелетия до Р.Х. Впрочем, это еще не апофеоз. Для апофеоза припасено другое — культурное единение ни больше, ни меньше, как с самой Элладой.
Мы и раньше кое-что знали о греческом влиянии на юге России, о существовании там многочисленных колоний, вроде Ольвии, Херсонеса, Пантикопеи, Танаиса и т.п., о находках роскошных античных ваз, оружия и ювелирных изделий в скифских курганах, знаем о существовании во времена Геродота целых скифских племен, подвергшихся эллинизации.
Но Щербакивскому этого не достаточно. Сведения эти относятся к скифам — дикому кочевому народу, который поэтому не может иметь ничего общего с гиперборейской группой, а, кроме того, подобного рода культурные связи напоминают взаимоотношения между белыми и краснокожими в первые века колонизации Америки. Щербакивский доискивается более достойных взаимоотношении.
У Геродота есть рассказ, как две девушки Гипероха и Лаодика, из племени скифов-земледельцев, совершили паломничество под охраной пяти мужчин на о. Делос к святилищу Артемиды. Есть упоминание и о другой паре Арге и Опиге, ходивщей на Гелос. Если это известие правдиво и не представляет чего-нибудь сказочно-поэтического, как это часто бывает у Геродота, то лучшего свидетельства о религиозных культовых связях древнего Приднепровья с Грецией трудно представить. Надо только устранить сомнение о правдивости рассказа. Но сомнение — удел жалких москальских душ — для Щербакивского не существует.
Только одну поправку к Геродоту вносит он; она касается племени, из которого происходили девушки. Профессор не может согласиться с их скифским происходждением, но он прощает Геродоту его заблуждение: старик мог и не знать, что скифы-земледельцы вовсе не скифы, а те же гипербореи, и девушки были гиперборейские, да и хлопцы — гарни козаки...
Щербакивскому, видимо, не без жестокой внутренней борьбы удалось отказаться от описания картины прибытия на Гелос украинских красавиц в ярких плахтах, в сопровождении пятерых Грыцей с бандурами, под восторженные крики эллинов: „Хай живе незалежна Украина!"
Итак, в то время, как москали вкупе с самоедами добивали последнего мамонта на берегах Неглинной, украинцы водили компанию с греками, купались в лучах эллинской культуры и сами источали культуру на все окрестные племена. Кто же посмеет назвать их единым народом с великороссами?
Труды, подобные книжке Щербакивского, могут выходить только за границей, в странах, где научная корпорация глубоко равнодушна к русской истории и вполне невежественна в ней, а власти всячески поощряют антирусские сепаратистские выступления, и где, следовательно, к подобным трудам не предъявляется никаких элементарных академических требований. Только при таких условиях человек, носящий звание профессора, может заламывать шарлатанские теории, мьслимые в каком-нибудь 17-м веке, но совершенно невозможные в эру господства научных методов исследования.
Полемизировать с Щербакивским, возражать ему нет ни малейшей возможности по той при-чине, что ни одно из его положений не аргументировано и не подкреплено ссылкой на источники и труды.
Кем и когда доказано тождество „украинцев" с круглоголовой переднеазиатской расой ?
Спрашивать об этом нашего автора бесполезно. Почему из всех фантастических и полуфантастических народов Геродота предками „украинцев" избраны именно гипербореи, а не кто иной? Почему, вопреки Геродоту, устранено деление скифов на кочевников и оседлых земледельцев, и этому самому многочисленному и развитому народу древности оставлена только роль диких номадов?
На всё это вы не найдете ответа. Точно так же напрасно будете добиваться оснований, по которым кривичи и вятичи зачислены в разряд финских и литовских племён. Заключения о литовском происхождении кривичей основаны, повидимому, на сходстве их имени с Криве-Кривейто, легендарным жрецом и блюстителем святынь у древних литовцев. Если бы такое лицо действительно существовало, то и тогда заключать на основании созвучия имен об этнической. природе кривичей — больше, чем смело. Но современные исследователи не находят у литовцев в древности ни малейшего следа существования жреца Криве-Кривейто. Легенда о нем развенчана и признана плодом сравнительно недавнего времени2..
Мысль о неславянской природе вятичей пришла на ум Щербакивскому, кажется, на основании трудов знаменитого русского археолога А.А. Спицына. Изучая курганы вятичей, Спицын нашел в них присутствие предметов финского происхождения — факт сам по себе вовсе не означающий финского происхождения вятичей, как не означает присутствие древнегреческих предметов в скифских погребениях принадлежности скифов к эллинам.
Спицын и не делает на этом основании таких выводов, как Щербакивский. Но то, что недопустимо для осторожного и добросовестного исследователя, вполне приемлемо для ученого, подобного нашему автору. Не говорим уже о том, что археология в наши дни не настолько еще совершенна, чтобы на ее основе можно было делать столь смелые выводы.
Несмотря на постоянное усовершенствование методов исследования, на обилие накопленного материала, она всё еще пребывает в такой стадии развития, когда всякого рода обобщения допустимы лишь в минимальной степени и когда попытка строить на основании археологических данных широкие полотна и картины напоминают нередко ученые заключения археолога из комедии Лабиша. Когда этот археолог раскопал яму с черепками посуды, разбитой незадачливым лакеем г-на Кабусса, — он принимает это за остатки римского лагеря Фабия Кунктатора.
Чем дальше в глубь веков, чем скуднее материал, тем осторожнее обобщения. Этот принцип, являющийся аксиомой для всякого подлинного ученого, — абсолютно не существует для Щербакивского. Его утверждения относительно вятичей и кривичей означают целый переворот в науке и требуют, казалось бы, солидных обоснований. Читатель вправе ждать большой и тонко разработанной аргументации, груды материала, сотен разрытых курганов, тщательного пересмотра лингвистических данных и т.п. Ничего этого нет. Просто голые постулаты.
Поэтому ни один учёный не может всерьёз принимать книжки Щербакивского, и если мы здесь уделили ей известное внимание, то исключительно, как документу, характеризующему приемы и методы украинской сепаратистской „науки".
„Формации украинской нации" еще раз блестяще подтверждают мнение, согласно которому главнейшие положения украинской националистической доктрины созданы не самими украинцами, а их заботливыми опекунами. В 19-м веке это были поляки во главе с Духинским, в наше .время это немецкие национал-социалисты. Щербакивский не может отрицать, что задолго до появления его столь замечательного труда, идея расового отличия малороссов от великороссов пропагандировалась в немецких учебниках истории, в исследовательских статьях, популярных брошюрах и речах. Взяв под свое крыло украинский сепаратизм, немцы позаботились создать ему и теорию. Рабская зависимость от чужой мысли — исконное
явление среди украинских националистов. Еще Шевченко иронизировал:
„Добре, брате!
Що ж ти такее?
Нехай скаже шмец,
Мы не знаем!"
От немца всегда ждали откровения и просветительного слова.
„Колись будем
I по своему глаголать,
Як німец покаже,
А до того й iстopiю
Нашу нам роскаже,
Отоді ми заходимось!"
Национал-социалистический расизм с его учением о высших и низших народах, о неизменных и постоянных национальных особенностях пришелся до того по вкусу нашим гипербореям, что пылкостью фантазии и оригинальностью построений, в этом отношении, они превзошли самих немцев, удивив их к тому же неслыханной, поистине рабской, угодливостью. Сколько восторгов выражено по поводу того, что предкам украинцев, в далёком прошлом, сподобилось неоднократно побывать под властью германцев! Готское государство рисуется, как самый светлый период в истории Украины. А чего стоит знаменитое пришествие варягов? Варяги выглядят отнюдь не горсточкой быстро растворившейся в покоренном славянском населении и уже во втором-третьем поколении утратившей свою этническую особенность; они не являют собою также начала более грубого и варварского по сравнению с славянами, как это теперь выясняется. Нет, сепаратистские историки отводят им высшую организаторскую и культуртрегерскую роль. Всё тот же автор „Исторіи Украіни з ілюстраціями" очень красноречиво распространяется на тему, как древние варяги, подобно теперешним немцам, любили порядок, твердую власть и приучали славян к этим добродетелям. Они завели на Украине войско, строили города, брали с собой славян в далекие походы, учили их плавать, строить корабли, „учили вийсковой оправи, дисциплинованности, притягали до боротьбы и небеспек". Для славян погрязших в обломовщине, „це була тяжка школа", но, „під проводом варягів, наши предки багато чого навчилися".
Щербакивскому, однако, и этой картины германского влияния на Украине мало; он хочет подготовить тезис, согласно которому германцы, как раса главенствующая, создан-ная для управления всякого рода круглоголовыми, с незапамятных времен присутствовала на Украине. Об этом свидетельствует с несомненностью какое-то, кажется сидячее, погребение в Полтавщине, какие-то продолговатые черепа, сохранившиеся в других частях Украины. Это не гиперборейские отложения, это остатки господствовавшего при гипербореях слоя чуждой расы завоевателей, повидимому, фраков. Фраки, казалось бы, не немцы, но что-то вроде немцев; они, конечно, не такие откровенные гермадщы, как готы и варяги, но они тоже индо-германской расы и, где-то, в чём-то, смыкаются с германцами. В глухой геродотовский период, они могут сойти, если не за чисто-кровных германцев, то за Ersatz германизма. Без германизма никак невозможно.