Шел тридцать третий месяц медленной украинской революции
 На Майдан все так же выходили Кличко, Яценюк и Тягнибок. Они уже не говорили, а молчали. Говорить не было смысла, массы и так все знали. Это был удивительный акт единения, когда лидеры и масса понимают все без слов. Только ветер развевал прапоры и слышался крик ворон, кружащих в потоках воздуха.
 Время от времени толпе раздавали письмо №33 от Юлии Тимошенко. Оно тут же направлялось в топки многочисленных буржуек.
 На Банковой Сергей Левочкин и Андрей Клюев сидели в большой комнате с большим монитором, где показывалась картинка с Майдана. Они играли в шахматы. Тоже без слов. Иногда дверь открывалась и в комнату входил Виктор Медведчук. Он пытливо смотрел на них, потом говорил: «ну да, ну да» и уходил.
 В Кремле бухали. Веры не было ни кому. Все оказались засранцами. Глазьев пил больше всех. Он не понимал, почему так. Он вообще уже ничего не понимал.
 В МВФ безуспешно предлагали деньги Украине, но никто не приходил их уже брать.
 В Брюсселе все ходили в вышиванках, потому что поняли, что увязли надолго.
 США бомбили Ближний Восток. А при слове Украина Виктория Нуланд в ужасе закрывала глаза.
 Квасневский купил квартиру на Липках и жил. Вместе с Коксом. Иногда ездил к Тимошенко.
 Сикорский часто плакал. Просто плакал, и по ночам было слышно, как он всхлипывая кричал: Быдло пшекльонте, курва мать.
 По КМДА ходили коровы и козы. Там же они и жили.
 На склонах Майдана виделись огороды, там работали крепкие селянки, которых любили фотографировать туристы.
 На самом Майдане бегало много детей. Крепкие малыши. Плоды любви «Беркута» и женщин Майдана. Врачей сначала пугало, что при рождении они кричали «Геть!», «Зрада!», «Ганьба!», а потом привыкли. Дети Майдана, что с них взять….
 На палатках висели трусы и выцвевшие плакаты. Трусы сушились, плакаты просто никому не мешали.
 Виктор Федорович Янукович охотился в Сухолучье. Там развелось много кабанов и ему вообще все было по х*й.
 Это Украина, друзья. Это медленная украинская революция.