Единственным способом саморегуляции системы остаются ее неформализованные правила
You must be registered for see images
You must be registered for see links
Кто для власти «наш сукин сын»
Власть и общество пользуются разными системами идентификации политических союзников
«Да ведь не в Корбане же дело» — именно этот комментарий чаще всего можно услышать относительно самого резонансного уголовно-политического дела последней недели, причем от представителей любого политического лагеря.
Сторонники президента, явно проигрывающие информационную схватку за общественные настроения, упирают на то, что борьба с коррупцией и «беспределом» в виде «частных армий» и приватных складов с оружием и боеприпасами должна быть бескомпромиссной для всех. И обещают, по словам Юрия Луценко, «пакетные посадки».
Их оппоненты, признавая, что сам Геннадий Олегович — личность более чем противоречивая, резонно отмечают, что власть бьет «наших», хоть и ситуативных политических противников.
Собственно говоря, очередной наметившийся раскол в обществе как раз и вызван отсутствием консенсуса по поводу того, кого же считать «нашим», «своим», а кого — врагом.
В ОДНОМ ОКОПЕ
На первый взгляд все, казалось бы, просто — все, кто поддержал Революцию достоинства, находятся по одну сторону баррикад. Учитывая, что эти же политические силы впоследствии заняли одну позицию относительно событий на юге и востоке Украины, вооруженного конфликта в Донбассе, непризнания самопровозглашенных республик — все они: и Геннадий Корбан, и Игорь Коломойский, и Петр Порошенко находятся по одну линию фронта.
Здесь неизбежна оговорка, что у политических акторов различаются взгляды на то, каким может быть путь к условной победе в этом конфликте (силовым ли путем, дипломатическим или методом замораживания конфликта), — но факт остается фактом: для каждого из них сложившаяся ситуация была неприемлемой.
Условные линии раздела на «наших» и «не наших» прошли по окопам Донбасса и баррикадам на Грушевского. На уровне не политиков, а граждан они ощущаются более чем четко и зримо. В хронополитическом плане наблюдается то же самое: зима 2013–2014 годов — четкий водораздел между «так жить было нельзя» и «жили же как люди».
Очевидно и то, что большая социальная группа «наших» неоднородна. А социальными науками уже доказано, что наиболее острые конфликты возникают как раз между единомышленниками, а не оппонентами. Постмайданная и воюющая Украина исключением не стала — несложно заметить, как периоды затишья на восточном фронте совпадали с обострением внутренних конфликтов, самым страшным обвинением в ходе которых стала так называемая #зрада — подозрение в предательстве, в том, что представитель «наших» на самом деле действует в интересах внешних противников и/или бывшей власти.
Тем более что условные «наши» щедро давали поводы для таких подозрений, когда накануне местных выборов запустили ряд технических проектов для работы на электоральном поле сторонников прежней власти: «Наш край» и «Видродження» стали символами того, что и команда Игоря Коломойского, и команда Петра Порошенко политическую целесообразность предпочитают идеологической безупречности.
И здесь важно отметить следующий момент: идентификация «наш» и «не наш» — экзогенный для украинских политиков фактор. Средство для внешнего применения — для влияния на избирателей, общественное мнение. Внутри самого политикума действуют другие правила.
СВОИ ЛЮДИ — СОЧТЕМСЯ
Любой заметный политический проект в Украине теснейшим образом связан с крупным бизнесом. Понятно почему: политика же и является самым выгодным видом бизнес-деятельности в стране. Лидеры крупнейших политических сил пришли во власть, имея за плечами предпринимательский опыт — излишне напоминать его специфичность.
Количество отраслей экономики, способных генерировать сверхприбыли, ограничено. Энергетика, металлургия, машиностроение, химия и сельское хозяйство — причем первые три и последние два сектора более чем тесно переплетены между собой. Прибавим к этому зашкаливающее расслоение украинского бизнеса: первая десятка долларовых миллиардеров и миллионеров в сумме в разы богаче последующих 90 мест в топ-100 состоятельных украинцев (а всего два года назад лидер рейтинга Ринат Ахметов был богаче четырех ближайших преследователей вместе взятых) — и станет очевидно, насколько прочно спаяны интересы бизнес-элиты.
Политические союзы и противостояния в Украине — яркое подтверждение тезиса Маркса о базисе и надстройке. История бизнес-отношений между украинскими политиками важнее их собственно политического бэкграунда.
Подтверждения этому можно обнаружить на каждом шагу. Тот же проект «Видродження» объединил ярчайших представителей прежней власти (Виталий Хомутынник, Геннадий Кернес) и все того же Коломойского. «Проблема Корбана» дала ответ на давно интересующий всех вопрос о связи «Самопомощи» с
днепропетровским миллиардером: партия оперативно и достаточно жестко осудила уголовное преследование одного из лидеров УКРОПа.
И дело не только в том, кто кого финансирует (лидером по раскладыванию яиц в разные корзины в экспертной среде принято считать Сергея Левочкина, связанных с которым лиц можно обнаружить практически в любой заметной партии). Дело в «корпоративной этике», неписаном своде правил поведения, общепринятом в VIP-сегменте украинского бизнеса.
Политически продвинутый украинец оперирует индикаторами «наш», «предатель» и «враг», его менее вовлеченный в политику согражданин — «наш» и «не наш», представитель элиты — «свой» и «не свой».
«Свой» разделяет общие правила сложившегося кодекса поведения, «не свой» — «беспредельщик». Взаимная идентификация «своих» и «не своих» — «X-фактор» украинской политики, объясняющий многие парадоксальные союзы. Почему Виктор Медведчук находил и находит общий язык и с Петром Порошенко, и с Юлией Тимошенко? Как Петр Порошенко успел побывать и в роли сооснователя Партии регионов, и в роли министра при Викторе Ющенко и Викторе Януковиче и в итоге заручиться в Вене поддержкой Дмитрия Фирташа — и стать президентом в 2014-м? Почему первая публичная реакция Коломойского на задержание Корбана была уж слишком сдержанной? Почему, как утверждают информированные источники, Борис Ложкин за отчетную неделю дважды писал заявление об отставке? Зачем главе правительства подыгрывать Ахметову, а не, скажем, Григоришину?
Ответ очевиден: политические разногласия вторичны относительно бизнес-интересов. А в условиях абсолютного отсутствия правовых путей урегулирования бизнес-конфликтов (и отсутствия судебной власти в ее классическом понимании) единственным способом саморегуляции системы остаются ее неформализованные правила. Украинские миллиардеры расписывают «понятийки» на ресторанных салфетках, но ищут справедливости в британском Королевском арбитраже.
Геннадий Корбан, самый известный украинский рейдер, сделал себе имя на нарушении правил. Для патриотически настроенных украинцев — он, безусловно, «наш». Для объединенной вокруг президента элиты — «не свой».
И вот тут дело действительно не только и не столько в Корбане. Отмотаем ситуацию на несколько месяцев назад — конфликт в Закарпатье, который так ничем и не закончился. Потому что «свои» все: и Ланьо, и Балога. Или еще раньше: попытки Яценюка выжить из Кабмина министра ТЭК Демчишина. Им и до сих пор приходится сосуществовать вместе, потому что «свои» все: и Ахметов, и Григоришин.
Вторичность же политических разногласий, которые больше всего и бросаются в глаза избирателям, хорошо иллюстрирует анекдот о прошедшей предвыборной кампании: «В областной совет прошли представители трех фракций: БПП, Оппоблока и «Нашего края». Посмотрели друг на друга и говорят: «Ну, раз все свои собрались, давайте уже и портрет Виктора Федоровича на прежнее место повесим».
Для политически активных граждан это, без сомнений, #зрада. Для элит — привычный способ выживания и сосуществования при деградировавших государственных институтах. И результаты местных выборов вроде бы зафиксировали именно тренд «выживания» (относительный успех технологических проектов без тотального обвала рейтингов власти). Если бы не одно но: очень низкая явка избирателей. Социологам еще предстоит ответить на вопрос, в какой мере она вызвана апатией, а в какой — уверенностью в том, что переломить ситуацию в стране с помощью демократических механизмов уже бесполезно.
