Деревня после войны
В качестве преамбулы необходимо отметить следующее: во-первых, советский народ к 1941 году полностью адаптировался к колхозной системе, воспринимал ее как естественный образ жизни, так же как и идея построения светлого коммунистического будущего полностью «овладела массами», как тогда говорили. Во всяком случае, негативные стороны сталинского режима, проявившиеся в широких репрессиях, общество не воспринимало как общенародную беду. И здесь время второй части преамбулы, без которой нельзя рассматривать исторические процессы и мотивации общественного поведения в нашей стране – если можно это выразить как шкалу ценностей, то свобода для русского человека всегда была менее ценной, чем справедливость. Об этом необходимо помнить и сегодня.
***
Положение в колхозной деревне в первые годы после войны нам, к сожалению, мало известно. Здесь две главные причины. Первая: краеведами недостаточно использовано время первых лет «перестройки», когда люди перестали бояться говорить. Сейчас многих из тех, кто мог бы оставить воспоминаниях об этих годах, к сожалению, уже нет в живых. Вторая: газетный материал тех лет не дает достоверной информации, архивные же материалы краеведы еще только начинают изучать. Здесь следует сказать и том, что массив засекреченной или малодоступной архивной документации все еще остается довольно значительным.
В какой-то мере этот пробел восполняют документы о выполнении Указа от 2 июня 1948 г., по которому собрание колхозников наделялось правом по общественному приговору высылать в отдаленные районы СССР на 8 лет членов колхоза, не выработавших норму трудодней. Надо сказать, что власть здесь вернулась к дореволюционной норме, когда сельский сход имел право своим общественным приговором высылать злостных нарушителей общественного порядка в Сибирь – из шедших по нашей Владимирке в ссылку таких чуть ли не половина. Но есть разница и существенная: сельский сход был вполне самостоятельным в своих решениях (не без оглядки, правда, на помещика или ближайшего чиновника), на колхозных же собраниях обязательно присутствовали и задавали тон представители райисполкома и райкома партии. Не в этом ли причина единодушия при вынесении колхозниками приговоров – всегда, без исключения, единогласно и под бурные аплодисменты.
Общее впечатление от хода претворения в жизнь этого Указа таково, что выполнялся он только в 1948 года (июнь – июль) и очень редко (буквально, несколько случаев) в 1949 году. Одним словом – компанейщина чистой воды. Велико число ошибок. Из почти тридцати высланных, десять общественных приговоров признаны (по протестам прокуроров, по проверкам проведенным Мособлисполкомом и т. п.) ошибочными. Правда, проверки и оформление документов требовали времени и высланные возвращались на родину через три и более лет работы на рудниках, приисках, шахтах Сибири.
Отягчающими при рассмотрении вопросов о высылке были сведения о службе в Советской армии вообще и во время войны, особенно. Характерно, что значения тому, каково здоровье высылаемого и подлежал ли он призыву, не придавалось. В нескольких таких случаях высылаемый колхозник не призывался военкоматом во время войны так как был признан годным только к нестроевой службе. В то же время об участии высылаемого или его отца в войне, даже ранениях и наградах, о гибели на войне единственного кормильца в общественных приговорах даже не упоминалось.
Александр Харлампиевич Желыбаев, 1912 года рождения, из д. Пашуково, в армии не служил – «годен к нестроевой службе», трое детей (11 лет, 7 лет и 3 года) выслан на 8 лет.
Майоров Николай Васильевич, 1925 года рождения, из д. Марьино Первое, не служил в армии (был на броне). Был выслан на 8 лет. Его история проясняется из материалов по отмене общественного приговора и возвращению его на родину: «Майоров, учащийся Кудиновского машиностроительного техникума, в связи с тем, что в период войны в 1942 г. у него погибли отец и брат, вынужден был оставить учебу в техникуме и пойти работать на Ново-Крамоторский завод имени Сталина в качестве рабочего строгальщика. Работая на заводе, он материально обеспечивал семью, в которой после гибели отца и брата оставались мать и трое малолетних детей. В связи с тем, что завод расположен от места жительства на расстоянии 21 километра, из которых ежедневно необходимо было делать пешком 10 километров до ст. Кудиново и обратно, он решил перейти на работу на бывший завод Электроугли, что значительно ближе к дому. Уволился с завода, но председатель колхоза отказал ему в справке для нового трудоустройства и он остался работать в колхозе. Выработал за два месяца 25 трудодней, которые бригадир записал в трудовую книжку его жены… не судим, происходит из бедняцкой семьи».
В общественном приговоре на Виктора Васильевича Бессуднова, 1927 года рождения, из д. Шульгино написано: «Во время войны устроился шофером на фабрику и пробыл все время на броне. После войны ушел из шоферов, занялся легким заработком – пишет номера, получает за номер по 10-12 рублей... злостно уклоняется от работы в колхозе. Угрожает благосостоянию колхоза и колхозников и их безопасности». При этом не было учтено, что в 1944 году, когда ему исполнилось 17 лет, его не взяли в армию по болезни (язва желудка). Он с 1944 года по 1947 год работал на фабрике шофером и был на броне, затем до 10 июня 1948 г. учился на чертежника в Монинской академии. Во время каникул работал в колхозе и заработал 26, 92 трудодня. Прокурор РСФСР в своем протесте отмечал, что многие колхозники с начала года заработали меньше. По протесту прокурора и решению Мособлисполкома приговор о высылке был отменен и Бессуднов был возвращен в 1951 году на родину.
Муж Анастасии Дмитриевны Назаровой – Илья Андреевич, был на фронте, имел четыре ранения, награды. Они с женой даже не были колхозниками. Жили раньше в лесничестве и только в 1947 году купили дом в д. Карабаново. Пробовали вступить в колхоз, но с них запросили 500 рублей пая. Денег не было и вопрос о вступлении в колхоз так и не был рассмотрен. И вдруг в июле 1948 года по общественному приговору колхозников Анастасию Дмитриевну высылают на 8 лет. В семье мать 80 –ти лет и десятилетний ребенок. Только в 1954 году высылка была признана ошибочной и ее возвратили на родину.
О положении в колхозах в целом и в частности о печальной судьбе одной семьи из села Мамонтова дает представление довольно объективная Справка, составленная инспектором Мособлисполкома Ершовым, таких людей не надо забывать, в опровержение общественного приговора о высылке Веры Кулаковой (1925 года рождения): «… Вера была единственным кормильцем в семье, так как отец погиб на фронте (в 1942 году, в партизанском отряде) и из оставшихся 3-х детей Вера была самая большая и единственным доходом к жизни был ее честный заработок в государственных предприятиях. Так как в хозяйстве других источников дохода не было: скот отсутствует, а на трудодни в колхозе ничего не выдавали, она была вынуждена работать на производстве и помогать матери воспитывать еще двух малолетних сестер, так как получаемой пенсии за погибшего отца в сумме 40 рублей для жизни не хватало. Факты жалобы матери Веры Кулаковой в адрес товарища Шверника подтвердились… В 1947 г. у них с матерью была заработано 350 трудодней. Однако, на трудодни они кроме как по 800 граммов картошки ничего не получили. После высылки Веры положение в семье ухудшилось, так как в 1949 году на трудодень в колхозе на 250 выработанных матерью трудодней абсолютно не выдавалось ничего и Кулакова Т. И. вынуждена в феврале 1949 г. просить исполком райсовета разрешить прекратить учебу дочери Клавдии в 6-м классе и помочь устроить ее на работу. При помощи исполкома дочь ее была устроена на механический завод г. Ногинска, где она и работает сейчас. Вторая дочь Валентина работает в пионерском лагере посудомойкой. Высланная дочь – Кулакова Вера, в данное время находится по адресу Якутская АССР, прииск Курун-урья, где вышла замуж за такого же высланного Кузнецова. Считаю вынесенный общественный приговор Кулаковой Вере общим собранием колхозников селения Мамонтово необоснованным».
Еще одна молодая женщина из с. Мамонтово – Анна Постнова, 1920 года рождения. Общественный приговор гласил: « «… занимается исключительно своим личным хозяйствам, имеет корову, которую выпасает на колхозном угодье и усадьбу 23 соток, хуже того она имеет свой станок и прикрываясь надомницей артели Культура, фактически большее время работает на себя, скупает ворованную пряжу, вырабатывает ткань, которой спекулирует на рынке. Таким паразитическим трудом она занималась всю Великую отечественную войну». Анна колхозницей никогда не была и, вроде бы, никаких обязательств перед колхозом не имела. Муж – инвалид войны, страдал эпилепсией. В то лето была беременна. В июле 1948 года ее высылают. Скорее всего, что она отбыла там весь срок или что-то случилось, документов о ее досрочном возвращении нет.
Другой случай. Зинаида Новикова, в 1941 году в 16 лет пришла работать на завод «Акрихин», была вместе с ним эвакуирована в Ирбит. Работала на стройке, поднимала завод. Вернулась в 1946 году и работала в ФЗО Купавинской фабрики вплоть до его ликвидации в июне 1948 года. Пока искала работу, помогала родителям в колхозе. Членом колхоза не состояла и льготами не пользовалась. 7 июля была неожиданно вызвана и без объявления причин арестована и увезена милицией. Потом узнала, что это произошло по общественному приговору. Была выслана на 8 лет, работала на якутском прииске. Только в 1952 году Мособлисполком признал высылку ошибочной и санкционировал ее возвращение на родину.
Трое фронтовиков: Сергей Иванович Пелевин из Старых Псарьков, Василий Михайлович Плешков и Павел Васильевич Шинин из села Ямкино были то же высланы. Последний из них – инвалид войны, четверо детей от одиннадцати до полутора лет, колхозником никогда не был и льготами не пользовался.
И совсем уж курьезный, если можно так сказать, случай. Зинаида Козлова из д. Шалово работая прицепщицей на посевной сломала руку и не могла работать два с половиной месяца. Здесь и подоспело собрание по Указу, закончившееся приговором на 8 лет высылки, отменным только в 1951 году.
Е. Н. Маслов.
You must be registered for see links
Завыли бы
