тов.Черный
анархист
Кленовая революция
Тысячи человек каждую ночь выходят на улицы Монреаля. Гремя кастрюлями и сковородками, они парализуют второй по величине город Канады. Происходящее сейчас пробуждение Канады называют еще и «Кленовой весной». То, что начиналось в феврале, как всеобщая студенческая забастовка против 75%-го увеличения оплаты за обучение, переросло в масштабную социальную борьбу против неравенства как такового и против наступления государства на само право на создание организаций и протест.
Вопрос о доступности образования словно бы взорвал пороховую бочку, подняв массовые социальные протесты по всей франкоязычной провинции Квебек. Правительство премьер-министра Квебека Жана Шаре, ранее причастное к серии коррупционных скандалов в сфере строительства и добывающей индустрии, отказалось от переговоров со студентами, бросив против них полицию и проталкивая авторитарное законодательство (ограничивающее право на протесты и усиливающее ответственность за нарушения – прим. перев.).
Сто шестьдесят тысяч студентов бастовали более ста дней. Сотни тысяч человек вышли на улицы. Поддержку нараставшему движению протеста оказали преподавательские профсоюзы, крупнейшие профсоюзные федерации и просто группы жителей города. В ходе конфликта происходили ожесточенные стычки с полицией на улицах Монреаля, протесты на конгрессе правящей Либеральной партии, организовывались пикеты возле кампусов. Несмотря на то, что полиция использовала резиновые пули, слезоточивый и перцовый газ, шумовые гранаты, дубинки и производила массовые аресты, – это не сломило протестующих, продолжавших упорно стоять на своем. Аресты одних протестующих постоянно вызывали еще более массовые протесты.
Студенты ожесточенно отражали атаки полицейских подразделений, пытавшихся силой положить конец волне протестов. Протестующие, в свою очередь, забрасывали полицию камнями и бутылками. Упорствуя в своем нежелании отменить повышение оплаты за обучение, правительство Квебека, в свою очередь, попыталось уже с помощью судебной системы остановить забастовки, вводя запреты на проведение пикетов и запрещая забастовки школьников. Студенты ответили на это, подняв на борьбу целые кампусы, где забаррикадировались активисты.
В ответ на это, в мае 2012 года, правительство срочно приняло закон о чрезвычайном положении, запрещающий проведение демонстраций на расстоянии ближе пятидесяти метров от зданий кампусов, и запретив по всему Квебеку несогласованные с властями стихийные протесты – если в них участвует больше пятидесяти человек. За нарушение законодательства были введены огромные штрафы. Отныне, согласно новому законодательству, представители студенческих организаций и профсоюзов могут обвиняться в организации протестов – даже, если они лично на них не присутствовали.
Однако, эта попытка подавить протесты немедленно вызвала ответную реакцию студентов. По ночам в Квебеке стали происходить многотысячные протестные акции, что еще больше усилило конфронтацию с властями. Неистовые ночные протесты, происходившие в Монреале каждой ночью на протяжении целого месяца, перекинулись теперь и на другие города Квебека.
Обычные жители кварталов, возмущенные полицейским насилием, новым законодательством и массовыми арестами, стали выходить на стихийные ночные протесты, гремя кастрюлями и сковородками.
Организаторы канадский «кастрюльных» бунтов взяли за основу аргентинские протесты против мер экономии, вспыхнувшие после экономического кризиса в Аргентине в 2001 году. В Квебеке «кастрюльные» бунты быстро распространились по всему Монреалю, а затем и по всей провинции – на улицы городов выплеснулось массовое недовольство тем фактом, что политическая элита становится все более изолированной от народа.
Разочарование политикой власти, которая обслуживает интересы богатых, нарастало достаточно долгое время, и проблема оплаты за обучение явилась толчком для подъема общенародной борьбы, которая оспаривает сами принципы дальнейшего развития общества и методы выхода из экономического кризиса. В Квебеке существует огромная поддержка принципа всеобщей доступности образования – здесь его воспринимают, как социальное право и социальное благо, которое нельзя использовать ради чьего-то обогащения. Данный принцип делал Квебек своеобразной крепостью доступного образования, благодаря чему эта провинция удерживала самые низкие в Северной Америке расценки на образовательные услуги.
«Реформы правительства Либеральной партии нацелены на то, чтобы применить в Квебеке англосаксонскую модель высшего образования, распространенную в США – говорит Габриэль Надо-Дюбуа, представитель CLASSE, крупнейшей коалиции студенческих профсоюзов, – и мы видим последствия применения этой модели в США. Мы заранее знаем, что произойдет с нашей системой образования, если мы не сможем мобилизоваться и защитить ее» – продолжает студенческий активист, ссылаясь на стремительный рост долгов по кредитам на обучение во всей Америке.
Альтернативой росту стоимости образования и росту долгов за его получение являетчя только полностью бесплатный и свободный доступ к получению высшего образования. Как считают студенты, его можно обеспечить, если правительство введет налоги на прибыль, получаемую с частной собственности и финансовых трансакций, и перенаправит средства, инвестируемые в корпоративные исследования, на финансирование сферы образования.
Подобный подход имеет свои традиции в истории Квебека. До начала так называемой «тихой революции» в 1960-х годах Квебек практически полностью контролировался финансовой элитой и католической церковью – они и были основой социальной власти, которая господствовала и в университетах Квебека. После массовых протестов в Монреале, происходивших в конце шестидесятых, было построено девять университетских кампусов, а плата за обучение в колледже была отменена. Поначалу оплата за обучение еще сохранялась, чтобы компенсировать затраты на расширение университетов – но студенты считали, что это лишь временное явление, и вскоре образование станет действительно бесплатным, что будет компенсироваться с помощью прогрессивного налогообложения. Аналогичный подход предлагался и для обеспечения системы здравоохранения Квебека.
«Здравоохранение и образование – это лишь два примера тех общественных служб, где польза – дело коллективное, а не индивидуальное – утверждает Надо-Дюбуа. Когда вы проходите лечение в общественной больнице – это, конечно, идет на пользу вам лично, но и обществу в целом тоже – ведь население в целом становится здоровее. Это же применимо и к системе образования. Когда вы поступаете в университет и получаете диплом – это идет вам лично во благо, но и во благо общества в целом».
Под влиянием «арабской весны», испанских «возмущенных» и движения Occupy Wall Street традиционная приверженность социальным ценностям вывела жителей Квебека на улицы. «В основе своей – это движение неприятия всей нынешней политики» – говорит Надо-Дюбуа. Рост социальных протестов в Квебеке стимулировал возникновение нового поколения левых политических деятелей, что напоминает феномен резкого роста популярности греческой партии СИРИЗА. Политические маргиналы Квебека рассматривают забастовку в качестве средства усиления своего влияния, что происходит благодаря тому, что они озвучивают «голоса тех, кого не слышат». Они объединяют студенческие протесты и общенародное недовольство, стремясь завоевать доверие народа, который все меньше и меньше доверяет своим представителям в органах власти.
«Каждая улица – это Уолл-стрит» – говорит Амир Кадир, лидер молодой левой партии «Quebec Solidaire». Он ведет свой велосипед в многотысячной толпе, вышедшей на незаконный ночной марш 23 мая, заявляя: «мы – партия, которая борется, как на улицах, так и в Национальной Ассамблее». Меры экономии означают для этого поколения студентов не только сокращение доходов, но и ликвидацию социальной защищенности на рабочем месте. Они уже предчувствуют, как, увязая все глубже в долгах, молодежь будет превращаться в полностью зависимую рабочую силу, работающую на «экономику знаний».
Поэтому, студенты Квебека выходят сейчас на улицы. Ведь цена образования является для них не просто академическим вопросом – речь идет уже о реальностях жизни, которая наступает после окончания школы.
Джесс Розенфельд