Как Москва планирует договориться с Западом
You must be registered for see links
Журналист
Что на самом деле имел в виду Путин, когда давеча во время прогулки с «другом Сильвио» по набережной Ялты заявил, что судьба Донбасса решается не в России?
Его демонстративное появление в компании Берлускони в центре города, имя которого в нашем сознании равняется имени аннексированного полуострова, было, понятное дело, очередным посланием граду и миру: «Крым — мой!».
Но почему Путин не может сказать то же самое о Донбассе?
Кто-то скажет: крестовый поход в «Новороссию» провалился. Из восьми областей Украины, которые, как рассчитывал Путин, упадут к его ногам, захватить удалось лишь часть Донецкой и Луганской области. Ценой жертв среди украинского гражданского населения и потерь среди глубоко законспирированных участников необъявленной войны, «грузов 200» назад в Россию, ценой членства в G8, сбитого малазийского Боинга, санкций, потерь для российской экономики — и личных репутационных потерь, ценой превращения в „нерукопожатного“ политика, общаться с которым западные лидеры хотят все меньше. Но ведь удалось.
Почему же Путин в ответ на призыв из толпы зевак включить захваченное в состав России отвечает, что это, мол, не к нему, пусть ЛНР/ДНР договариваются с Киевом? Почему он обманывает ожидания публики, и дает повод множеству СМИ сообщить о его заявлении в Ялте под заголовками: „Путин отказывается от Донбасса“?
Причем происходит это после того, как в зоне боев на востоке Украины наступает неожиданное затишье — вместо новой попытки масштабного наступления сепаратистов и „отпускников-добровольцев“, которую предвещали возобновившиеся в августе обстрелы украинских позиций и концентрация российских войск и боевой техники по ту сторону границы.
Почему же Путин в ответ на призыв из толпы зевак включить захваченное в состав России отвечает, что это, мол, не к нему, пусть ЛНР/ДНР договариваются с Киевом?
Одновременно в Донецке принудительным образом отстраняют от должности главу тамошнего самостийного парламента Пургина, едва ли не последнего идейного сторонника «войны до последнего конца» за независимый Донбасс, и меняют его на гораздо более гибкого минского переговорщика Пушилина. „Совпадение? Не думаю“.
В СМИ все чаще пишут о том, что Путин якобы теряет интерес к „гибридной войне“ на востоке Украины. Что он больше не проводит регулярных совещаний по украинским делам с силовиками и главным своим помощником по украинским делам Владиславом Сурковым. Что в самом Донбассе как боевики из местных, так и заезжие „отпускники“ устали, выдохлись, разочаровались и уж точно не готовы к затяжной „войне на истощение“. Что российская тяжелая военная техника выводится из Донбасса. В минувшее воскресенье, например, в сети появилось видео, где видно, как русские танки покидают Горловку, где их, ясен пень, не было.
При этом Москва усиливает свое военное присутствие в Сирии, наращивает военные поставки режиму Асада и уже практически не скрывает этого. Это тоже совпадение? Опять-таки, не думаю.
Судя по всему, Путин готовится к выступлению в ООН 28 сентября. Министр Лавров уже подтвердил, что Путин будет говорить об Украине, о санкциях и о Сирии. Кто бы сомневался.
Похоже, Путин хочет договориться с Западом. Но — на выгодных ему условиях. Он рассчитывает предложить американцам и европейцам сделку: я иду на уступки по Донбассу, прекращаю огонь, убираю оттуда своих военных. Я готов взять на себя груз ведения войны против исламского халифата. Но давайте и вы пойдете мне навстречу. Ослабьте санкции, а лучше — снимите их вовсе. Признайте, что Крым — мой.
Считает Путин — уже не в первый раз — из рук вон плохо. Даже министр иностранных дел Германии Штайнмайер, как давно замечено, менее других высокопоставленных западных дипломатов склонный занимать жесткую позицию в отношении Москвы, и тот предостерег Россию от единоличного вмешательства в сирийский конфликт.
В конце минувшей недели я провел много часов, беседуя с западными участниками очередного Ялтинского форума — „украинского Давоса“, который, увы, уже второй год проходил не в Ялте, а в Киеве. Не буду утомлять читателя перечислением всех звезд мировой политики, которые приняли в нем участие — от израильского патриарха Шимона Переса до одного из претендентов на пост президента США от республиканской партии Дональда Трампа, выступавшего на форуме по телемосту из Нью-Йорка, от бывшего премьер-министра Великобритании Тони Блэра до легендарного певца и музыканта Элтона Джона. Так высоко я, быть может, и не летал, но со многими крупными западными политиками, журналистами, дипломатами, политологами пообщаться сумел, и вот что сказали они мне по поводу реакции Запада на возможные предложения Путина: Для Запада будет неприемлема ситуация, если Россия попытается „убить двух зайцев“: включиться в борьбу с „исламским государством“, но при этом поддержать режим Асада в Сирии.
Если Россия откажется от попыток помочь Асаду в войне с оппозицией — тогда будет предмет для разговора о совместной борьбе с ИГИЛ. Но даже если Москва согласится помогать Западу противостоять „халифату“, ни Европа, ни Америка не откажутся от поддержки Украины и не пойдут на признание аннексии Крыма.
Кстати, Виктория Нуланд, замгоссекретаря США, отвечающая за все украинские дела, открытым текстом заявила на форуме — в присутствии журналистов — что санкции против России не будут сняты, пока Крым не вернется под суверенитет Украины. Но означает ли это, что Путин, образно говоря, дрогнет и побежит?
И в украинских СМИ, и в некоторых российских, разумеется, оппозиционно настроенных, копится, как мне кажется, чрезмерный оптимизм по поводу неизбежных перемен в России. Мол, правящий режим шатается, экономика вот-вот развалится от падения цен на нефть, сокращения производства и потребления, ослабления рубля, западных санкций и так далее. Это, боюсь, преждевременные ожидания.
Серьезные экономисты, с которыми мне удалось пообщаться, предупреждают: хотя негативные тренды налицо, финансово-экономический запас прочности путинского режима еще очень велик.
Падение цен на нефть компенсируется ослаблением рубля — в результате Россия получает в казну от экспорта нефти почти столько же рублей, сколько получало раньше, когда нефть стоила вдвое дороже, но доллар был вдвое дешевле.
И еще — в этой ситуации Путина спасает относительно низкая инфляция. Если инфляция разгонится, или если нефть подешевеет еще больше, скажем, до 30 долларов за баррель (что запросто может случиться после того, как иранская нефть хлынет на мировой рынок), или если произойдет и то, и другое (что тоже вполне вероятно), тогда у Путина будут большие проблемы.
Но если все останется примерно так, как сейчас — а это тоже реалистический сценарий — запаса прочности у режима хватит лет на пять, как минимум.
Это без учета таких вещей, как „теневая экономика“, которая по-прежнему есть в России и по-прежнему с трудом поддается оценке и учету. Когда множество людей занимаются — без всякой регистрации — мелким частным предпринимательством, работают одновременно на двух-трех работах за ни где не учитывающиеся наличные деньги, не платя никаких налогов, или просто кормятся с приусадебных и дачных участков — но при этом в итоге выживают.
Поэтому, если Путин не сумеет договориться с Западом о каких-то политических разменах и компромиссах в отношении Украины, он может запросто продолжить сегодняшнюю политику „ни войны, ни мира“. Он постарается сохранить максимум рычагов влияния на ситуацию на востоке Украины, чтобы иметь возможность время от времени разогревать там затухающий пожар и тем самым создавать проблемы и Киеву, и Брюсселю, и Вашингтону. Что смогут противопоставить этому Запад и сама Украина — об этом надо думать и говорить отдельно.