Andy
Well-Known Member
Я все понимаю, но Szandor же находит
Я тоже одну нашел, но сильно уж помятую. И пуль 8 штук я нашел, только они очень сильно подвержены коррозии. Наверное химический состав в них очень агрессивный.
Клуб кладоискатeлей
- Автор теми Baruga
- Дата створення
Я тоже одну нашел, но сильно уж помятую. И пуль 8 штук я нашел, только они очень сильно подвержены коррозии. Наверное химический состав в них очень агрессивный.
Надеюсь возле роддома никто рыть не будет? :mrgreen: сам иногда хожу посматриваю, но не более))
Добавлю что на басах вдоль речки тоже хватает окопов, немчура, окопы тянутся местами от роддома до дач. На василевке есть немецкие окопы, про них читайте у Лебединского про взятие Сум.
Добавлю что на басах вдоль речки тоже хватает окопов, немчура, окопы тянутся местами от роддома до дач. На василевке есть немецкие окопы, про них читайте у Лебединского про взятие Сум.
Andy, После ужина я сосредоточился с людьми в селе Токари и разместил их во дворе крайнего дома на южной окраине, где была свежая солома. Установил часовых и дал людям рано уснуть, а на рассвете мы дружно поднялись и пошли берегом под обрывом плато к Васильевке. Брикеты нарезанного торфа были сложены для просушки в кучи. Над озером стоял туман. Метрах в двухстах от своего переднего края немцы обнаружили нас и дали длинную пулеметную очередь, но мы надежно укрылись за кучами торфа и пока не открывали ответного огня. Минут через пять раздались глухие выстрелы минометной батареи, и в торфяное болото шлепнулись четыре мины, но не взорвались. С повторным залпом произошло то же самое, и обстрел прекратился. До сих пор мне не ясна причина неразрыва тех мин. Возможно, немцы не снимали колпачков со взрывателей спросонья, а может, какая другая причина.
Я вызвал к себе командиров взводов. Из зарослей сорняка мы видели обрыв, по которому проходила вражеская траншея. На выступе на площадке окопа стоял пулемет, справа и слева были стрелковые ячейки. Метров триста левее вел огонь еще один пулемет, но по нашему батальону. После завтрака начался наш артиллерийско-минометный налет по переднему краю противника, но он пришелся левее нас. По пулемету, что был против нас, разрывов не было. После окончания налета были слышны крики наших воинов «Ура-а-а!», но в атаку так никто и не поднялся.
Я решил с посыльным пройти по плато и установить «локтевую» связь с соседом слева, надеясь встретить там командира батальона Лихолая, которому передали остатки двух других батальонов. Но там оказался командир батальона совсем другой дивизии. Я подумал, что ночью сделана перегруппировка, о которой я не знал. Возможно, [344] полк передвинут на другое направление. Я поставил в известность этого комбата о своей задаче и попросил сообщить об этом командиру правофланговой роты, что он и сделал по телефону в моем присутствии. Сосед предложил мне позавтракать с ним. Вскоре меня нашел повар-инструктор с сапером и вызвался доставить завтрак на всю нашу команду в термосе. Я написал донесение начальнику штаба с просьбой уточнить положение нашего батальона и мою задачу в связи с новым соседом. Через час доставили термос пшенной каши и хлеб. Старшина доложил о том, что мою записку он вручил начальнику штаба, но тот только выругался матом и ничего не сказал, так как, видимо, сам не знал, где же наш батальон.
Периодически велась перестрелка с обеих сторон, но без попыток атаковать. Телефонной связи со мной не было, и я решил ожидать новый артиллерийский налет, чтобы под его прикрытием атаковать обнаруженную пулеметную точку и продолжить наступление по захвату села с фланга. Только в 19 часов по восточной окраине села был нанесен массированный артиллерийско-минометный удар. Весь передний край заволокло дымом разрывов и пылью. Я дал сигнал атаки, и мои бойцы броском преодолели сто метров простреливаемого пространства. Пулемет открыл огонь, когда воины уже поднимались по скату и бросали гранаты в траншею противника. Немцы поспешно бежали, я кричал во весь голос: «Вперед и огонь!!». На редкость дружно солдаты выполняли команды и сами себя подбадривали выкриками и огнем из автоматов и карабинов по отходящим гитлеровцам.
Я с сержантом бежал слегка уступом между взводами прямо на пулеметную точку, метров восемь левее от нее. Сержант кричит: «Немец справа!» Я вижу пулемет на бруствере окопа и до пояса поднимающегося из окопа немца. Делаю выстрел из пистолета и замечаю, что немец «клюнул» носом в бруствер, так как пуля пришлась ему чуть ниже уха. Кричу сержанту: «Почему сам не стрелял?» Вижу, что он растерялся, и я обругал его со злости. Срываю с мундира немца погон унтер-офицера и лезу во внутренний карман за документами. Вытаскиваю кожаный бумажник и прячу в свой карман, а сержант пытается вырвать из кисти его левой руки нашу лейтенантскую кожаную [345] сумку. Она без наплечного ремня, и сержант надевает ее за ушки на свой ремень. Захватив пулемет с лентой, бежим до ближайшего дома. Здесь связисты из-за угла дают очереди. Кричу: «Гранатами, гранатами!!» Бросаем гранаты через крышу хаты, раздаются взрывы, и мы бежим к следующему строению. Немцы, огрызаясь очередями, начали отходить. Мы взбадриваем себя выкриками: «Огонь и вперед!» и преследуем их до самого перекрестка. По пути попадаются убитые нами немецкие солдаты. За одной хатой лежат трое. Двое из них окровавленных, а у третьего незаметно кровотечения. Вдруг он открывает глаза, и я с испугу нажимаю на спуск. Выстрел прямо в голову. Ругаю себя за опрометчивость, ведь нужен пленный! На последнем перекрестке под акациями стоит машина, а во дворе прямо на позиции установлены четыре миномета, из которых вели по нас огонь. Бросаемся через переулок. Перед нами единственный кирпичный дом, видимо бывшая школа. В него введены несколько проводов полевого телефонного кабеля. Зуммерит один из аппаратов, [346] я по привычке беру трубку. В ней ругань по-немецки, и я швыряю ее.
Сюда собираются разгоряченные боем разведчики, саперы и связисты. У нас оказалось два вражеских пулемета «МГ-34» с пулеметными лентами. Разведчики докладывают, что на грузовике в кузове велосипеды, а во дворе напротив на огневых позициях четыре миномета с запасом неизрасходованных мин.
Я вызвал к себе командиров взводов. Из зарослей сорняка мы видели обрыв, по которому проходила вражеская траншея. На выступе на площадке окопа стоял пулемет, справа и слева были стрелковые ячейки. Метров триста левее вел огонь еще один пулемет, но по нашему батальону. После завтрака начался наш артиллерийско-минометный налет по переднему краю противника, но он пришелся левее нас. По пулемету, что был против нас, разрывов не было. После окончания налета были слышны крики наших воинов «Ура-а-а!», но в атаку так никто и не поднялся.
Я решил с посыльным пройти по плато и установить «локтевую» связь с соседом слева, надеясь встретить там командира батальона Лихолая, которому передали остатки двух других батальонов. Но там оказался командир батальона совсем другой дивизии. Я подумал, что ночью сделана перегруппировка, о которой я не знал. Возможно, [344] полк передвинут на другое направление. Я поставил в известность этого комбата о своей задаче и попросил сообщить об этом командиру правофланговой роты, что он и сделал по телефону в моем присутствии. Сосед предложил мне позавтракать с ним. Вскоре меня нашел повар-инструктор с сапером и вызвался доставить завтрак на всю нашу команду в термосе. Я написал донесение начальнику штаба с просьбой уточнить положение нашего батальона и мою задачу в связи с новым соседом. Через час доставили термос пшенной каши и хлеб. Старшина доложил о том, что мою записку он вручил начальнику штаба, но тот только выругался матом и ничего не сказал, так как, видимо, сам не знал, где же наш батальон.
Периодически велась перестрелка с обеих сторон, но без попыток атаковать. Телефонной связи со мной не было, и я решил ожидать новый артиллерийский налет, чтобы под его прикрытием атаковать обнаруженную пулеметную точку и продолжить наступление по захвату села с фланга. Только в 19 часов по восточной окраине села был нанесен массированный артиллерийско-минометный удар. Весь передний край заволокло дымом разрывов и пылью. Я дал сигнал атаки, и мои бойцы броском преодолели сто метров простреливаемого пространства. Пулемет открыл огонь, когда воины уже поднимались по скату и бросали гранаты в траншею противника. Немцы поспешно бежали, я кричал во весь голос: «Вперед и огонь!!». На редкость дружно солдаты выполняли команды и сами себя подбадривали выкриками и огнем из автоматов и карабинов по отходящим гитлеровцам.
Я с сержантом бежал слегка уступом между взводами прямо на пулеметную точку, метров восемь левее от нее. Сержант кричит: «Немец справа!» Я вижу пулемет на бруствере окопа и до пояса поднимающегося из окопа немца. Делаю выстрел из пистолета и замечаю, что немец «клюнул» носом в бруствер, так как пуля пришлась ему чуть ниже уха. Кричу сержанту: «Почему сам не стрелял?» Вижу, что он растерялся, и я обругал его со злости. Срываю с мундира немца погон унтер-офицера и лезу во внутренний карман за документами. Вытаскиваю кожаный бумажник и прячу в свой карман, а сержант пытается вырвать из кисти его левой руки нашу лейтенантскую кожаную [345] сумку. Она без наплечного ремня, и сержант надевает ее за ушки на свой ремень. Захватив пулемет с лентой, бежим до ближайшего дома. Здесь связисты из-за угла дают очереди. Кричу: «Гранатами, гранатами!!» Бросаем гранаты через крышу хаты, раздаются взрывы, и мы бежим к следующему строению. Немцы, огрызаясь очередями, начали отходить. Мы взбадриваем себя выкриками: «Огонь и вперед!» и преследуем их до самого перекрестка. По пути попадаются убитые нами немецкие солдаты. За одной хатой лежат трое. Двое из них окровавленных, а у третьего незаметно кровотечения. Вдруг он открывает глаза, и я с испугу нажимаю на спуск. Выстрел прямо в голову. Ругаю себя за опрометчивость, ведь нужен пленный! На последнем перекрестке под акациями стоит машина, а во дворе прямо на позиции установлены четыре миномета, из которых вели по нас огонь. Бросаемся через переулок. Перед нами единственный кирпичный дом, видимо бывшая школа. В него введены несколько проводов полевого телефонного кабеля. Зуммерит один из аппаратов, [346] я по привычке беру трубку. В ней ругань по-немецки, и я швыряю ее.
Сюда собираются разгоряченные боем разведчики, саперы и связисты. У нас оказалось два вражеских пулемета «МГ-34» с пулеметными лентами. Разведчики докладывают, что на грузовике в кузове велосипеды, а во дворе напротив на огневых позициях четыре миномета с запасом неизрасходованных мин.
You must be registered for see links
gav-s
Member
Сумы обораняла п.д. вермахта, которая состояла на 80% из поляков, чехов, болгар и т.д. Т.е. славян.
Вот еще один факт. когда наши танки прорвались к Барановскому мосту через Псёл, то в лесу возле Барановки при отступлении вермахт бросил батарею пушек( гаубицы или противотанковые - не знаю). Позже наши забрали пушки и боеприпасы а блиндажи взорвали... Барахла разлетелось вокруг...
Вот еще один факт. когда наши танки прорвались к Барановскому мосту через Псёл, то в лесу возле Барановки при отступлении вермахт бросил батарею пушек( гаубицы или противотанковые - не знаю). Позже наши забрали пушки и боеприпасы а блиндажи взорвали... Барахла разлетелось вокруг...
