Если у вас зуд, логично будет почесаться. Долгое время, в случае Хауса, зудом, видимо, было его влечение к декану медицины - доктору Лизе Кадди. И, несмотря на заявления Хауса, еще в первом сезоне, что между ними ничего, кроме неприязненных шуточек с налетом флирта, нет, нам-то лучше знать (хорошо, я не могу говорить за всех, но…). С другой стороны, почесать этот специфический зуд, мягко говоря, проблематично.
В конце прошлого эпизода (“Joy”) Хаус и Кадди поцеловались, когда Лизе отказали в удочерении. На самом деле это было больше, чем поцелуй - высвобождение эмоций, копившихся в течение столь долгого времени. Соответственно названию “The Itch”, Хаус и Кадди пытаются справиться с тем, что случилось - или не случилось - между ними той ночью. Как и следовало ожидать, Хаус - делает вид, что ничего не было, Кадди - что искала поддержки близкого друга. Они оба, конечно, лгут - в первую очередь сами себе.
Хаус лечит Стюарта Нозика, пациента Кэмерон с агорафобией, который настолько боится выходить из дома, что пересечь порог для него - пытка, приносящая физическую боль. Он отказывается покинуть свою квартиру, даже когда ему необходима операция. Таким образом, команде приходится лечить его на дому.
Стюарт, конечно, довольно очевидное олицетворение Хауса - человек, столь боящийся поддаться воздействию радости, счастья, что ему физически больно. Хаус до ужаса боится открыться, показать кому-либо свою беззащитность, показать проблеск своей (немалой) человечности.
Хаус боится выбраться из своего кокона, все еще раненный прошлыми событиями своей жизни, о чем Уилсон предупредил Кэмерон, когда она собиралась на свидание с Хаусом в первом сезоне ("Love Hurts"), сказав, что тот может замкнуться в себе навсегда, если ему еще раз причинят боль. И, снова возвращаясь ко второму сезону, бросает Стэйси (после того, как гонялся за ней в течение нескольких месяцев), чтобы снова не испытать неминуемую боль, в случае если бы она его оставила во второй раз.
Но поцелуй в прошлом эпизоде оставил Хауса “укушенным”, в прямом и переносном смысле; он не может выбросить его из головы, не смотря на усиленные попытки спрятать “укус” под этим коконом (или под лейкопластырем). Затронутый Поцелуем больше, чем хотел бы признать даже себе, Хаус безуспешно пытается списать все на момент неловкости. Но он ошибается, и вопреки себе, начинает медленно выбираться из изоляции, снова возвращаясь к жизни.
Заболевание пациента практически не имеет ничего общего с эмоциональной борьбой, управляющей его страхами. Но это интересная задача: как лечить серьезно больного человека, отказывающегося покинуть свой дом. Сверхчувствительность Кэмерон к поврежденным, прямота и цепкость Хауса, спасают Нозику жизнь. Но, как обычно, медицинская линия не так интересна, как намеки через пациента на Хауса (и весь главный каст в целом). История Нозика влияет не только на него, но и на Кэмерон, которая, наконец, в состоянии сделать крошечный шаг вперед, оставляя позади обоих - умершего мужа и Хауса.
Кэмерон не в силах до конца справиться с потерей мужа - то, что она должна сделать для сохранения отношений с Чейзом. Чейз осознает это, понимая, что не может ее преследовать всегда, не зависимо от того, как сильно ее любит. Но ему следует задуматься - дело в умершем муже, или это Хаус препятствует их счастью.
И, конечно, надоедливый комар, донимающий Хауса. Уилсон даже не верит, что он действительно существует. По его мнению, это метафора - невозможность справиться с чувствами к Кадди. Укус продолжает беспокоить Хауса до конца эпизода.
Но комар реален, и Хаусу даже снится тщательно разработанный план, как справиться с маленьким надоедливым кровопийцей при помощи хитрого устройства для борьбы с насекомыми. Воюя с комаром во сне, все, что он умудряется сделать - взорвать собственную квартиру. Как жаль, что Уилсону не предоставляется возможности проанализировать этот сон. Хауса так обеспокоило сновидение (и комар), что он даже не может снова уснуть, поэтому наведывается к Уилсону посреди ночи. Но Уилсон знает, что ему на самом деле нужно - и это Кадди. Лучше почесать беспокоящее место, чем позволить ему постоянно зудеть, превратиться в фурункул и, в конце концов, взорваться прямо в лицо.
Но мы ведь говорим о Хаусе. И так просто ничего не случится. Однако, факт, что он не пререкается с утверждениями Уилсона (учитывая еще и заметное отсутствие споров с Кадди - даже когда она отстраняет его и команду от дела), говорит нам, что Уилсон совершенно прав. И этот комариный укус продолжает кровоточить, не смотря на то, что Хаус закрывает его все большими лейкопластырями. Метафора, скажите кто-нибудь?
Наряду с этими чувствами, снующими вокруг настойчиво, отказывающимися оставить в покое, страх их исследовать - для Хауса даже хуже. Когда Стюарт признает: “Я чувствую боль, выходя наружу, поэтому избегаю этого”, Хаус взывает к его иррациональному страху, говоря, что он умрет, если не поедет в больницу. И пациент ему честно отвечает: “Я лучше умру здесь, чем буду жить там”.
Эта фраза должна резонировать с Хаусом, так часто сдерживающимся из-за собственного страха, говорящим себе, что ему лучше без любви, без дружеского общения. Он так же несчастен, а разоблачение и отрицание сделают ситуацию еще хуже.
Хотя Кадди и не разделяет его страх перед привязанностью (по крайней мере, открыто), она убеждает себя (возможно правильно), что отношения с Хаусом сожгут и уничтожат их обоих. Уилсон с этим не согласен и очаровательно пытается выступить в роли свахи. (Он - замечательный “ента”, который у евреев помогает тем, кто сам не может решить свои проблемы, а еще Ента - героиня мюзикла “Скрипач на крыше”, которая тоже была свахой!) Уилсон заходит так далеко, что придумывает очевидный, но милый план, чтобы заставить Хауса приревновать и действовать на эмоциях.
Но страх Хауса слишком глубок, может, как и Стюарт, он всегда изолировал себя, боясь связи с женщиной, допуская только поверхностные отношения. Стэйси - любовь всей его жизни - единственная, которой удалось пробиться через этот барьер и его террор (и, может быть, его собственную версию посттравматического расстройства). И даже когда она захотела к нему вернуться во втором сезоне, Хаус отступил, побоявшись рискнуть.
Поэтому вся его жизнь связана с работой, он постоянно заглядывает снаружи вовнутрь (или, как Стюарт, выглядывая наружу изнутри). Для Хауса единственный способ справиться со всем - вводить себя в заблуждение, что с ним все “нормально”, что “одному лучше”.
“Когда часть твоей жизни тонет как Титаник,” - говорит Хаус Таубу, уклоняясь, - “ты делаешь спасательный плот из ее обломков.” Работа важнее, и так далее. Разве это не основной принцип Хауса? Его жизнь рухнула, и, вместо того, чтобы ее восстанавливать, он находит убежище в одной уцелевшей части. Кадди предлагает ему обещание чего-то большего, и чтобы это обещание получить, Хаус должен сильно рискнуть. Это ли сильно?
“Если хочешь изменить свою жизнь - делай что-нибудь!” - подстрекает он пациента, начиная понимать самого себя. Поэтому, когда Хаусу дается возможность уничтожить надоедливого кровососа, когда тот садится ему на руку, он оставляет его в живых, позволяет снова себя укусить. И решается сделать огромный шаг вперед. Забывая про трость, Хаус выбегает из дома и отправляется к Кадди.
Невероятно символично, что он оставляет трость. Боль не уменьшилась, Хаус не стал меньше нуждаться в ней, но все же, в своем порыве, действуя на чувствах к Кадди, он забывает про трость. Или просто забывает? Но он ведь без нее практически никуда. Значит, трость - тоже метафора?
Когда Хаус ходит без трости, он более уязвим. Ему трудно идти, приходится волочить больную ногу как якорь. Трость - это защита, чтобы не казаться слишком слабым, слишком уязвимым. Это физический барьер между ним и всеми остальными. Оставляя трость, он оставляет единственное свое физическое орудие обороны. Без нее Хаус (буквально) уязвим, но так же эмоционально беззащитен. Это важный момент для персонажа.
Стоя перед окном Кадди, Хаус смотрит на нее, борясь со своим страхом, находясь на краю первых положительных перемен в своей жизни за долгое время. Пока он остановился у ее дома, мы можем заглянуть в жизни пациента и Кэмерон, которые, услышав и последовав словам Хауса, решают преодолеть свои собственные страхи.
И Кэмерон, и Стюарт в состоянии сделать маленький, но значимый шаг, открывая свои жизни возможному счастью. Стюарт выходит из своего дома; Кэмерон приглашает Чейза к себе. Ее жест прост - освободить место в шкафу для его вещей - но позволяет ему стать частью ее жизни. Стюарт делает значимый шаг, выбираясь из своего кокона, которым ему стал дом.
Только Хаус, колеблющийся перед дверью Кадди, так же, как в конце эпизода третьего сезона “Half-Wit” перед дверью того бара, отступает назад, неспособный перебороть страх. Он не в состоянии выбраться из безопасного кокона своих собственных страданий. По крайней мере, сейчас. Хью Лори (снова в эпизоде без диалогов) сделал грандиозную работу, бессловесно передав решение Хауса сбежать, когда тот, поднимается к входной двери, а затем мучительно спускается по ступенькам вниз.
Эпизод мне действительно понравился. Даже учитывая то, что параллели были довольно очевидны, мне нравятся эпизоды, где ситуации пациентов так ясно перекликаются с собственными проблемами Хауса. Команды, старая и новая, хорошо играли вместе, с лидерством старичков, как сказал Хаус - “старой школой”. Кэмерон была прежней, слегка раздражающей, сверхэтичной, но мне понравилось исследование ее отношений с Чейзом, то, как на них повлиял ее страх двигаться дальше. Джесси Спенсер отлично справился, передав смирение Чейза с нехваткой отдачи от Кэмерон.
Уилсон был восхитителен, мне очень нравится его роль друга Хауса, без нравоучений. Он искренне чувствует, что Хаус может достичь счастья с Кадди, поскольку она сильна, умна, и он ей даже нравится. То, как Уилсон подталкивал Хауса, было правильно и добродушно, как и их отношения на протяжении пары последних эпизодов. Роберт Шон Леонард тоже сделал все, как по нотам, будучи другом и посредником; подстрекателем и слушателем. В общем, очередной взнос в то, что, я думаю, сделает этот сезон моим самым любимым из всех!
Не могут они друг без друга