И.А.Ефремов: цивилизация будущего?

Построение общества, основанного на научном мировоззрении и гумманизме:


  • Кількість людей, що взяли участь в опитувані
    30

Dvoranin

Учёный
Ефремов - известный фантаст-публицист, в 70-е годы написал "Туманность андромеды" и "Час Быка".Романы, которые в скором времени были изъяты из всех библиотек и книжных магазинов.Советское руководство увидело в этих романах угрозу существования государства.

Вопрос:ПОЧЕМУ?

Ведь он был идейным вдохновителем построения научного коммунизма...
 
Останнє редагування:

Dvoranin

Учёный
Дисскуссионнные вопросы и ответы для "затравки" темы:

Одной из значимых проблем советского времени была пропаганда различных культов (культа личности, "строительства коммунизма" и др.).

Абсолютно идентично можно сказать про современное положение вещей – культ безудержного потребительства, культ бесстыжей-(примитивной формы) сексуальности, давно выродившейся в порнографию (о чём Ефремов хорошо писал в «Часе Быка»), активно навязываемый СМИ культ сугубо церковной духовности, культ права на личное мнение, ставший прибежищем любителей бесконечных самодовольных ИМХО (имею мнение, хрен оспоришь)… Стало быть, первая фраза – полуправда, которая, как писал Ефремов, хуже, нежели прямая ложь, ибо обманет большее число людей.

Благодаря данной пропаганде ценность жизни человека снижалась, во имя предмета культа могли легко пожертвовать жизнью или здоровьем людей.

Последние 15 лет во имя культа «гражданского общества» и «построения общества с капиталистическим укладом» привели к огромным людским и нравственным потерям. Другое дело, что пропаганда стала тоньше и часто подаётся менее откровенно. А часто – не менее. Опять полуправда.

Похоже, элементы подобных идей можно увидеть даже в во многом прогрессивных и человечных произведениях известного советского фантаста Ивана Антоновича Ефремова.

Два слова в сторону. Слово «культ» – очень сложное слово. У него немало значений. Иррациональный, садо-мазохистский культ личности Сталина и рациональный, плодотворно ориентированный культ счастья и радости Человека – принципиально различные вещи. Это те противоположности, которые соотносятся друг с другом как смелость и глупое безрассудство, бережливость и жадность, чистота и стерильность, сердечность и истеричность. Второе есть крайне дисгармоничное, искривлённое проявление первого. Вражеский шарж. Во всём должна быть мера – это краеугольный камень философии Ефремова как истинного диалектика. А определить меру может только человек мудрый, то есть непротиворечиво сочетающий в себе богатые чувства и богатые знания.

Рассмотрим, например, "культ силы". Очевидно, некоторым людям может импонировать сильный правитель, не обладающий состраданием, "сильная рука". По одной из версий, это явление имеет психологические причины - человек как бы "растворяется" в идее силы, ассоциирует себя с ней, что позволяет закрыть глаза на многие проблемы, почувствовать собственную значимость. Говорят, в тоске по "сильной руке" также, может выражаться некая мазохистическая направленность. Желание "сильной руки" характерно для авторитарной и тоталитарной идеологии, спрос на которую в наше время все еще сохраняется. В романе Ивана Ефремова "Таис Афинская" бросается в глаза выразительный образ сильного правителя Александра (Македонского). Александр был достаточно жесток. Впрочем, для полководцев того времени, это было, скорее, нормой. Тем не менее, странно выглядит реакция положительной героини Таис, во многом мудрой женщины, на некоторые проявления жестокости Александра:
"Клейтос! - крикнул он так, что поднявшийся было с колен изобретатель вновь упал перед царем. Гигант вихрем ворвался в шатер.
-Возьми его и убей, заткнув рот, немедленно!
Вопли изобретателя за палаткой оборвались. В наступившем молчании Таис опустилась к ногам Александра, восхищенно глядя на него снизу и поглаживая ладонями глубокие шрамы на его обнаженных коленях."
Получается, Таис нравились столь трогательные отношения с тираном?

Другим своеобразным культом в книгах Ефремова является культ красоты.

Конечно, это, между прочим, одна из многочисленных параллелей между Ефремовым и Рерихами.

Красоте придается очень большая ценность, вероятно, выше ценности жизни человека.

Совершенно произвольное утверждение, ни на чём не основанное. Странно, что яркое и чистое стремление к подлинной красоте (не к самостийной вкусовщине!) вызывает такие подозрения.

Внимательно читаем попытку обоснования:
Например, Таис не сколько трогает судьба погибших и искалеченных жителей Персеполиса (из-за сожжения города по ее инициативе), сколько волнует разрушение красивых дворцов:
"-Мой учитель, великий художник Лисипп, ужасно порицал меня за один проступок и отдалил от себя на целый год. Красота - единственное, что привязывает людей к жизни и заставляет ее ценить, бороться с ее невзгодами, болезнями и опасностями. Людям, разрушающим, искажающим или осмеивающим красоту, нельзя жить. Их надо уничтожать, как бешеных собак - носителей неизлечимого яда. И художники - волшебники, воплощающие прекрасное, отвечают особенно строго, строже нас, не видящих, ибо они зрячие. Так сказал мне Лисипп три года назад.
-Учитель твой прав совершенно, в полном соответствии с законом Кармы, - сказал темнолицый.
-Следовательно, я, разрушив прекрасные дворцы Персеполиса, подлежу ужасному наказанию в этой и в будущих жизнях? - печально спросила Таис."

Здесь возникает вопрос - кто будет определять "искажающих красоту" и каков объективный критерий красоты (ведь цена ошибки в предложенном подходе очень велика)?

Читаем продолжение:
«- Ты та самая женщина? - индийцы с любопытством воззрились на
свою гостью. Помолчав довольно долго, старший сказал, и его слова, -
веские и уверенные, принесли облегчение афинянке.
- Хотящие повелевать строят ловушки для легковерных людей. И не
только легковерных, ибо всем нам, от мала до велика, свойственна жажда
чудес, порождающая тягу к необыкновенному. Те, кто хочет повелевать
умами людей, строят ловушки игрой цифр, знаков и формул, сфер и
звуков, придавая им подобие ключей знания. Желающие повелевать
чувствами, особенно толпы, как деспоты и политики, строят огромные
дворцы, принижающие людей, завладевающие его чувствами. Человек, попав
в эту ловушку, теряет свою личность и достоинство. Дворцы Портипоры,
как мы зовем Персеполис, и есть подобная ловушка. Ты верно угадала это
и явилась орудием Кармы, подобно тому как зло в наказании иногда
служит добру».

Вопрос: почему бы автору статьи не взять основанием вот эти слова индийских философов в своём стремление понять социологию Ефремова? Может быть, тогда не было бы упрёков в унижении человека и мазохистском подчинении его Силе? – ведь уничтоженный дворец и есть её материальное воплощение и только поэтому был уничтожен – именно как символ унижения и порабощения целых народов.

Об объективных критериях красоты Ефремов писал вообще-то много и со вкусом. Ответ на вопрос автора: Глава из «Лезвия Бритвы» – «Две ступени к прекрасному». Несколько ранее там же описывается такой искажающий красоту, и главный герой Гирин нейтрализует его ситуативно. Полно и других фрагментов. Далее. Современная гуманистическая психология позволяет находить таких тяжело больных людей – как это предлагал Фромм, например, выявляя некрофилов и садистов. Осталось найти им соответствующие занятие, где они будут лишены возможности проявлять свои деструктивные наклонности. Но это – удел государственной политики, а государственные запросы теперь иные даже на уровне лозунгов. Кстати, критерии гармонии, которая и есть красота – исследуются и поверяются. Например, синергетикой.

Про переживания Таис относительно людей – знаете, портрет афинянки и без того осовременен, как и прочих персонажей.
Вопрос: а почему вы упорно берёте для критических изысков «Таис Афинскую», произведение о далёком прошлом, где даже лучшие жили в глубоком инферно? Почему бы вам не обратиться к «Часу Быка», где земляне стали бодхисаттвами для тормансиан (по сути, нас с вами), и не рассмотреть критически гибель членов экспедиции в Кин-Нан-Тэ? Почему бы не вспомнить спор Фай Родис и Грифа Рифта и её слова о законе жертвы, как и то, что Фай требует за секунды до своей смерти:
«Фай Родис стала на колени перед СДФ, приблизив голову ко второму
звукоприемнику.
- Поздно, Гриф! Я погибла. Гриф, мой командир, я убеждаю вас,
умоляю, приказываю: не мстите за меня! Не совершайте насилия. Нельзя
вместо светлой мечты о Земле посеять ненависть и ужас в народе
Торманса. Не помогайте тем, кто пришел убить, изображая бога,
наказующего без разбора правого и виноватого, - самое худшее
изобретение человека. Не делайте напрасными наши жертвы! Улетайте!
Домой! Слышите, Рифт? Кораблю - взлет!»

Также, красота, кроме радости, может порождать опасную привязанность, обрекая людей на неоправданные страдания. Например, люди, одержимые привязанностью к красивой вещи, могут начать друг другу вредить или даже захотеть расправиться с конкурентом из-за желания данной вещью обладать. Думается, по причине этого опасно из физической красоты создавать культ - практика подобного культа может быть достаточно бесчеловечной.

Разве восхищение физической красотой – единственная тема произведений Ефремова? Ефремов не пишет о духовной красоте (цитаты приводить или сами чуть повнимательнее прочитаете? – уж очень много)??? Век Упрощения вещей («Туманность Андромеды») – это ли не социологически объективированный заслон на пути стяжательства и отчуждённого от человека эстетства? Разве ефремовская эстетика не связана с этикой нестяжательства? Разве мало написано Ефремовым о воспитании Человека (цитаты приводить?)?
Вопрос: а зачем здесь ничем не обоснованное заявление о бесчеловечности? Ради красного словца или для отсылки ассоциаций читателей к Третьему Рейху?

И в "Лезвии Бритвы" мы видим трагедию, разыгравшуюся во многом из-за привязанности к красоте.

Какая трагедия? Смерть Тилоттамы? А почему из-за привязанности к красоте? Может, из-за инфернального мира, убивающего лучших и взлетающих выше? «Кто кончил жизнь трагически – тот истинный поэт…» - надо напоминать? Историю некоего Иисуса из Назарета надо напоминать?
Вопрос: почему из возможных толкований выбирается самое негативное, находящееся, к тому же, в противоречии с остальными идеями мыслителя?

Также, в некоторых книгах Ивана Ефремова просматривается культ научно-технического прогресса:
"Наука - борьба за счастье человечества, также требует жертв, как всякая другая борьба".

При научном прогрессе акцент ставится, в основном, на познании окружающего мира, как пути к счастью. Но при этом умалчивается о другом аспекте прогресса - использовании его результатов в деструктивных целях, например, для создания новых видов оружия. Из-за этого, чрезмерные темпы развития науки во многих областях могут принести вред.
Для начала: фраза без всяких пояснений выдернута из контекста далёкого, ноосферно-коммунистического будущего, отстоящего от нас с вами на тысячу лет. Там нет войн, нет деструктивного использования научных достижений. Эвда Наль рассказывает детям о фактах окружающего её и их мира. Второе: а не слишком ли сильный вывод из утверждения, с которым согласится каждый подлинный учёный – самоотверженный и бескорыстный романтик? Третье: это почему умалчивается? Читаем внимательно:
«После страшных потрясений и дегуманизации ЭРМ мы стали понимать,
что действительно можно уничтожить душу, то есть психическое "я"
человека, через наружное и самовозносящееся умствование. Можно лишить
людей нормальных эмоций, любви и психического воспитания и заменить
все это кондиционированием мыслительной машины. Появилось много
подобных "нелюдей", очень опасных, потому что им были доверены научные
исследования и надзор за настоящими людьми и за природой. Придумав
мифический образ князя зла - Сатаны, человек стал им сам, в
особенности для животных. Представьте на момент сотни миллионов
охотников, избивавших животных только для удовольствия, гигантские
скотобойни, опытные виварии институтов. Дальше шаг к самому человеку -
и растут гекатомбы трупов в концлагерях, с людей сдирают кожу и плетут
из женских кос веревки и коврики. Это было, человечество Земли от
этого не спрячется и всегда помнит эпохи оправданного учеными зла. А
ведь чем глубже познание, тем сильнее может быть причинен вред! Тогда
же придумали методы создания биологических чудовищ - вроде мозгов,
живущих в растворах отдельно от тела, или соединения частей человека с
машинами. В общем, тот же самый путь к созданию нелюдей, у которых из
всех чувств осталось бы лишь стремление к безграничной садистской
власти над настоящим человеком, неизбежно вызванное их огромной
неполноценностью. К счастью, мы вовремя пересекли эти безумные
намерения новоявленных сатанистов.
- Вы сами себе противоречите, посланец Земли! - сказал некто,
вытягивая тонкую шею, на которой сидела большая голова с плоским лицом
и злыми, узкими точно щели глазами. - То природа слишком беспощадна,
играя с нами в жестокую игру эволюции, то человек, отдаляясь от
природы, делает непоправимую ошибку. Где же истина? И где сатанинский
путь?
- Диалектически - и в том, и в другом. Пока природа держит нас в
безвыходности инферно, в то же время поднимая из него эволюцией, она
идет сатанинским путем безжалостной жестокости. И когда мы призываем к
возвращению в природу, ко всем ее чудесным приманкам красоты и лживой
свободы, мы забываем, что под каждым, слышите, под каждым цветком
скрывается змея. И мы становимся служителями Сатаны, если пользоваться
этим древним образом. Но бросаясь в другую крайность, мы забываем, что
человек - часть природы. Он должен иметь ее вокруг себя и не нарушать
своей природной структуры, иначе потеряет все, став безымянным
механизмом, способным на любое сатанинское действие. К истине можно
пройти по острию между двумя ложными путями».

«- Даже если не требовать истин, основанных на непротиворечивых
фактах, наука даже в собственном развитии необъективна, непостоянна и
не настолько точна, чтобы взять на себя всестороннее моделирование
общества. Один из знаменитых ученых Земли еще в древнее время, лорд
Рейли, сформулировал очень точно: "Я не думаю, чтобы ученый имел
больше прав считать себя пророком, чем другие образованные люди. В
глубине души он знает, что под построенными им теориями лежат
противоречия, которых он не в силах разрешить. Высшие загадки бытия,
если они вообще постижимы для человеческого ума, требуют иного
вооружения, чем только расчет и эксперимент"...
- Какая позорная беспомощность! Только и осталось призвать на
помощь божество, - раздался резкий голос.
Вир Норин повернулся в сторону невидимого скептика.
- Основное правило нашей психологии предписывает искать в себе
самом то, что предполагаете в других. Все та же трудно истребимая идея
о сверхсуществах живет в вас. Боги, сверхгерои, сверхученые...
Земной физик, о котором я вспомнил, имел в виду гигантские
внутренние силы человеческой психики, ее врожденную способность
исправлять дисторсию мира, возникающую при искажении естественных
законов, от недостаточности познания. Он имел в виду необходимость
дополнить метод внешнего исследования, некогда характерный для науки
Запада нашей планеты, интроспективным методом Востока Земли, как раз полагаясь только на собственные силы человеческого разума».
«Вы говорите об отсутствии средств? Тогда зачем вы стремитесь к овладению первичными силами космоса, не познав как следует необходимых человеку вещей? Неужели вам еще не ясно, что каждый шаг на этом пути дается труднее предыдущего,
ибо элементарные основы вселенной надежно скованы в доступных нам
видах материи? Даже пространственно-временная протяженность неудержимо
стремится принять замкнутую форму существования. Вы гребете против
течения, сила которого все возрастает. Чудовищная стоимость, сложность
и энергетическая потребность ваших приборов давно превысили истощенные
производительные силы планеты и волю к жизни ваших людей! Идите иным
путем - путем создания могучего бесклассового общества из сильных,
здоровых и умных людей. Вот на что надо тратить все без исключения
силы. Еще один из древних ученых Земли, математик Пуанкаре, сказал,
что число возможных научных объяснений любого физического явления
безгранично. Так выбирайте только то, что станет непосредственным
шагом, пусть маленьким, к счастью и здоровью людей. Только это, больше
ничего!
Прежде чем научиться нести чужое бремя, мы учимся, как не
умножать это бремя. Стараемся, чтобы ни одно наше действие не
увеличивало суммы всепланетной скорби, постигая диалектику жизни,
гораздо более сложную и трудную, чем все головоломные задачи творцов
научных теорий и новых путей искусства.
Самое трудное в жизни - это сам человек, потому что он вышел из
дикой природы не предназначенным к той жизни, какую он должен вести по
силе своей мысли и благородству чувств.
Всепроникающей культуры, гармонии между деятельностью и
поведением, между профессией и моралью у вас еще нет даже на самой
вершине культуры, какой считается здесь физико-математическая
наука...»
 
Останнє редагування:

Derzhavin

Забанен
Я открыл для себя новые грани познания мира, когда начал знакомиться с творчеством Ефремова.
На вопрос почему его "запретили" можно дать однозначный ответ:в его произведениях разоблачаются недостатки партии, её недальновидное руководство.
Советский фантаст - это не значит угодный партии человек.Он представлял иным мироустройство.Может и фантастично, но близким к совершенству.

Культ вымышленной красоты и силы сегодня очевиден.Социуму преподносится некий образ, к которому якобы нужно каждому стремиться.Но каждый волен сам решать что ему потреблять.
Творчество от слова "творить".Если вы творческая личность - творите, выдумывайте.Предлагайте социуму свои социальные идеи.
Самое опасное в наше время быть пассивным на уровне собственного мировоззрения.

Кто не знаком с Ефремовым - рекомендую, хотя это и не для всех.
 
Останнє редагування:

Dvoranin

Учёный
И. ЕФРЕМОВ В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЫ



Культура
— это мир оживших внутренних ценностей человека, совокупность его реализованных жизненных смыслов. Культура — это совокупный ответ на кардинальный мировоззренческий вопрос: во имя чего живет человек? В культурах разного типа, для разных типов личностей доминантным жизненным смыслом может оказаться и самореализация и самовыражение любой ценой, и престижное наслаждение, и слияние с Абсолютом, и диалог и сотворчество с миром во имя развивающейся гармонии природы, общества и личности. Все это, и многое другое имеет место в современной цивилизации. Я хотел бы сопоставить мировоззренческие идеалы И.А. Ефремова с противоречивыми тенденциями развития культуры на пороге третьего тысячелетия.

В этом контексте я хочу прокомментировать три основных тезиса:

1. Основа мировоззрения И. Ефремова — это подход к человеку и его месту в мире не с точки зрения классового, национального и т.п. разделения людей, но с позиций духовно-психологической направленности нашего внутреннего мира, с позиций внутреннего выбора между инферно безоглядного самоутверждения и диалектикой совершенствования себя и мира. «Академия горя и радости» и «путь по лезвию бритвы» — вот символы такой мировоззренческой позиции.

2. Эта мировоззренческая программа утрачена в современной «массовой культуре» и в сознании значительной части нашего общества. Торжествующее ныне «мурло мещанина» или поклоняющиеся «себе любимому» игрунчики-образованцы глубоко враждебны «утопическим» установкам на совершенствование бытия в соответствии с идеалами развивающейся гармонии (да и вообще с любыми идеалами).

3. Мировоззрение Ефремова находится в основном русле развития русской культуры в ее лучших космистских и «всечеловеческих» традициях и полностью вписывается в становящуюся ныне картину мира. Оно является одним из фундаментальных блоков мировоззрения постновой эры. Выбор нового мировоззрения — это быть или не быть разумному человечеству и нашей все еще прекрасной зеленой и голубой планете.

Начиная с исторической повести «На краю Ойкумены» через все творчество Ефремова проходит идея единства человека и мира, радостного приятия жизни, природы и неприятия противопоставления общества и природы, бессмысленной и жестокой борьбы за власть над миром и себе подобными. «Злой и колючей» социально-психологической атмосфере планеты Торманс в «Часе быка» противостоит мечта о таком мироустройстве, когда можно будет босиком пробежать по нашей планете, не поранив ногу (в «Туманности Андромеды»). И это отнюдь не утопия бесконфликтного «земного рая». Писатель видит глубокую двойственность и природы и человека. Мы должны помнить, предупреждает он в «Часе Быка», что в природе под каждым кустом притаилась змея, что красивые приманки прикрывают безжалостную инфернальную сущность борьбы за существование. Но в ней же — в самой природе (а не только от Бога или от общества!) — источники добра, оторвавшись от которых, человек также попадает в царство инферно, как и в том случае, когда он полностью доверится природе. Типичная ситуация «лезвия бритвы»! Чтобы прийти к гармонии с миром и внутри себя, надо постоянно быть в состоянии алертности, готовности отвечать на вызовы зла и активно творить добро, уменьшать в мире сумму горя и увеличивать сумму радости. Но для этого надо знать не только двойственность природы, но и собственную двойственность — способность человека пойти как по пути «белой», так «черной магии» («Лезвие бритвы»).

Злая сторона человеческой природы олицетворяется в психологическом типе «быков» — упрямых, злобных, властных. Они, увы, могут принадлежать к любому классу, нации, партии, религиозной конфессии (читатель, проанализируйте свой собственный жизненный опыт, взгляните вокруг себя: по тем ли критериям — чисто внешней принадлежности к той или иной социальной группе — мы разделяем людей на врагов и единомышленников?). Рангом поменьше, но та же злая природа проявляется в так называемом «повседневном садизме» («Лезвие бритвы»), т.е. желании унизить другого человека, насладиться его зависимостью от тебя (а это ведь, пожалуй, ведущий принцип в поведении отечественной бюрократии; но и среди чиновников есть прекрасные люди, и среди самых «утонченных интеллектуалов» немало проявлений пусть «утонченного», но все того же повседневного садизма). Не дать этим людям властвовать над миром, но прежде всего победить инфернальное начало в самом себе, в нашей психологии — тайна наших горя и радости — это один из основных выводов, вытекающих из творчества писателя.

Доброе начало стремится к гармонии, к такому творчеству, которое не противопоставляет (человека — природе, «элиту» — всем прочим), но объединяет. Гармония эта — не застывшая ясность, но именно развивающаяся гармония, т.е. постоянно преодолевающая и внутренние и внешние противоречия. Подчеркивая развивающийся характер гармонии, мы говорим о пути ее достижения по лезвию бритвы. Но по цели и смыслу — это развивающаяся гармония. Подчеркивая последнее слово, мы обращаем внимание на то, что противоречия (проблемы, парадоксы) существуют не для того, чтобы «элита» наслаждалась своей таинственной к ним сопричастностью, но для того, чтобы решать их.

Академия горя и радости, по замыслу Ефремова, должна осуществлять постоянную, говоря современным языком, гуманитарную и экологическую экспертизу всего, что предпринимает и намерено предпринять человечество с точки зрения соответствия идеалу развивающейся гармонии. Не максимум (прибыли, удовольствий, власти) за счет чьего-то (природы и других людей) минимума, но оптимум во взаимодействии природы, общества и личности — такая парадигма вытекает из представлений Ефремова о характере отношений между человеком и миром и людей друг с другом.

Между тем и эта высшая цель — гармония целостности и путь к ней через постоянное отслеживание и преодоление противоречий в наше время многими подвергается радикальному сомнению. Тенденции к гармонии целостности противостоит тенденция абсолютного релятивизма и плюрализма: все относительно, каждый прав по-своему, всякое стремление к целостности есть проявление «похоти власти» и путь к тоталитаризму. Такова позиция постмодернизма в философии и ее воплощение в поставангардистском искусстве. Ее истоки — в неумении и нежелании брать на себя ответственность прохождения по лезвию бритвы. Предоставим слово сторонникам этого течения: «ХIХ-ХХ века досыта накормили нас террором. Мы дорого заплатили за ностальгию по целому и единому... Ответ...: война целому, будем активизировать распри» [Капитализм и шизофрения. Беседа К.Клеман с Ж.Делезом и Ф.Гваттари. // Аd Маrginem. Ежегодник. М., 1993. С. 405]. Самой подходящей фигурой для такой войны оказывается «революционный шизофреник». На упрек в «безответственном поднятии акций шизофреника» дается еще один ответ: «Что же касается ответственности и безответственности, нам эти понятия неизвестны, это понятия полиции и судебной психиатрии» [Лиотар Ж.-Ф. Ответ на вопрос: что такое постмодерн? // Там же, С.323]. Но поскольку такова практика, то и в теории «Философствование теряет волю к системе, т.е. волю к интерпретации мира в одной целостной модели. Воля к системе — это та же воля к власти» [Философия по краям. Интервью с В.Подорогой. // Ad Маrginem. Ежегодник. М., 1994. С. 9].

Итак, из одной крайности в другую: боязнь тоталитарного порядка ведет к отрицанию всякой упорядоченности; страх перед насилием ведет к полному отрицанию ответственности. На деле за этим стоит психология капризного индивидуалиста, для которого свобода самовыражения непременно означает «непочтительность» ко всему другому. М.Мамардашвили — кумир некоторых «постсоветских» философов — писал: «Философия (и мысль вообще) не может и не должна почтительно замирать ни перед чем. Да и человек, ...вслушивающийся в мир, ему вдруг открывшийся, — такой человек просто не в состоянии замирать в почтении перед чем-либо... Это зона «сверхвысотного напряжения»... И то, что порождается всем этим, — это крик, который нельзя сдержать» [Мамардашвили М. Как я понимаю философию. М., 1990 С. 32]. Невольно хочется спросить: «Даже если от этого «творческого» крика лопнут барабанные перепонки у окружающих?» Но что элите до каких-то там «окружающих»... Они не хотят никаких жертв со своей стороны во имя гармонии целого, но готовы на любые жертвы со стороны других во имя собственной самореализации.

Когда поставангардистский поэт заявляет, что «мир — это мое развлечение», с ним, как говорится, все ясно. Но не может же никто из убежденных в том, что «каждый прав по своему», а любой общий идеал есть, мол, утопия, ведущая к насилию, не понимать, что лозунги типа «анархия — мать порядка» способны рождать еще более извращенное и капризное насилие? Оказывается, можно не замечать этого, если попытаться опереться на определенную интерпретацию достижений современной науки. «Порядок из хаоса» — замечательный вывод синергетики, ограничивающий казавшееся безраздельным господство второго начала термодинамики, что мир (если понимать его как закрытую систему) в конечном счете движется к хаосу, энтропия (мера неупорядоченности) в нем возрастает, в свете этого жизнь и все усилия человека есть «движение против ветра» вопреки основному направлению эволюции вселенной. Теперь стало ясно, что в мире столь же значима противоположная тенденция: флуктуации, рождающиеся в бесконечном разнообразии хаоса, способны организоваться в новый порядок, движение к энтропии противостоит движение к нэгэнтропии (мере упорядоченности). (Характерно название одной из фундаментальных синергетических работ: Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986.) Но следует ли отсюда напрямую, что броуновское движение неупорядоченных постмодернистских молекул обязательно породит новую организацию бытия (хотя в принципе такое возможно: и обезьяны могут отстучать на пишущей машинке осмысленный текст, если будут заниматься этим достаточно долгое время), и, главное, что это будет порядок, направляемый добром, а не злым (или равнодушным) эгоцентризмом? Ответственное поведение может сопровождаться насилием, но абсолютно безответственные «творческие акции» уж явно не способны порождать гармонию. Казалось бы ясно: надо пройти по лезвию бритвы, сохранив и свободу самореализации и ответственность за судьбы целого (народа, человечества, планеты, космоса), не впадая ни в догматический тоталитаризм (ценно только целое), ни в безответственный либерализм (ценен только капризный индивидуалист).

На это может быть дан двоякий ответ. Если оппонент будет искренним, он должен сказать: «А зачем мне эта ваша гармония?» (что в переводе на общедоступный язык означает: «однова живем»). Но поскольку искренность (наивность!) непрестижна, то ответ будет другой: «И вы хотите противопоставить нашей элитной сложности примитивные и устарелые идеи Ефремова? Фи, неинтересно». Для тех, кто не хочет никакой ответственности, всякие простые решения (а все гениальное просто) есть примитив. Но это уже их проблемы. Воистину прав поэт В.Солодовников:

Как при электролизе
Человечий род
К двум различным полюсам,
Разделясь идет.

Между тем идеи Ефремова суть органическое продолжение основных интенций русской культуры. Эти интенции пробивали себе дорогу в разных формах и сферах культуры: и среди религиозных философов, и среди естественников-материалистов, в искусстве, науке, философии, религии. В религиозно-идеалистической философии они выражались в понятиях соборности (А.С.Хомяков), становящегося всеединства (В.Соловьев), софийности (С.Н.Булгаков), общего дела (Н.Федоров); в философских построениях мыслящих естествоиспытателей — в понятиях антропокосмизма (Н.Г.Холодный) и ноосферы (В.И.Вернадский) [Подробнее о содержании и соотношении этих и ряда других основных категорий отечественной культуры см.: Сагатовский В.Н. Русская идея: продолжим ли прерванный путь? СПб,1994]. С точки зрения «следящих за модой» это все, конечно, «раритеты». Но в действительности именно эти идеи, по моему глубокому убеждению, составляют основу такого мировоззрения, которое может дать духовные ориентиры обществу, способному решить глобальные проблемы современности.

Дадим краткое пояснение упомянутых понятий. Соборность — это взаимодополнительное единство индивидуальности и целого на основе внутренне детерминированного признания самоценности друг друга (любви). Соборность не есть нечто «вроде коллективизма», она преодолевает односторонность индивидуализма и коллективизма, снимая в высшем единстве их положительные моменты, т.е. является классическим примером прохождения «по лезвию бритвы». Но разве ноосфера не есть соборное взаимодействие природы, общества и личности, где человеческий разум служит не своекорыстным интересам «царя природы», но оптимальной гармонии всех трех взаимодействующих сторон? (И поведение ефремовских героев в «Туманности Андромеды» и в «Часе Быка» в этом смысле глубоко ноосферно). Становящееся всеединство — процесс и состояние мира, которым призвано служить человечество. У В.Соловьева это призвание определяется выбором служения Богу; но разве изменится суть дела, если мы скажем, что выбор здесь совершается в пользу негэнтропийных тенденций развития бытия (а не самовыражения любой ценой)? То же самое можно сказать и о софийности. В русской религиозно-идеалистической философии это поведение человека, стремящегося способствовать реализации замысла Бога относительно мира. Но практически в работах того же С.Н.Булгакова говорится о реализации (не использовании!) человеком собственных положительных тенденций природы, ведущих к гармонии, а не к инферно. Общее дело (речь идет о самой идее, а не о ее конкретной интерпретации у Н.Федорова) означает совместную деятельность по совершенствованию мира не на основе взаимной выгоды, но, опять-таки, исходя из идеи служения гармонии целого и самореализации именно в нем, а не вопреки ему (лишь бы пооригинальней). Не случайно русофобы так ненавидят саму идею служения, цинично высмеивают ее, полагая, что «современному человеку» приличествует лишь деловитое функционирование.

Антропокосмизм — философия, разрешающая противоречия теоцентризма (Бог в центре, человек фактически лишен творческой самостоятельности) и антропоцентризма (человек в центре, весь мир лишь средство и полигон для его деятельности). Согласно антропокосмизму, и человек и мир — взаимодополняющие самоценности; мир для человека — его Дом и Сад, в совершенствовании которых он доопределяет мир и реализует себя. Материалист Н.Г.Холодный, сформулировавший понятие антропокосмизма [См.: Холодный Н.Г. Соч., Киев, 1882. С. 176-180] и, работавший в советский период, возможно, и не слышал ничего о соборности. Но разве во всех этих понятиях не проявился основной архетип коллективного подсознательного нашей культуры: стремление к «универсальному синтезу» (В.Соловьев), «всечеловечности» (Достоевский), самореализации в свободном служении (с точки зрения иных культурных архетипов, разумеется, «рабство») становлению гармонии целостности — и в мире и в самом себе.

Я убежден, что если бы И.А. Ефремов не ушел из жизни так рано, он сумел бы полностью воплотить в своем творчестве истоки нашей духовности, которые он уже открыл для себя в последние годы жизни. Он, выросший в атмосфере сугубого материализма, нес в душе те же архетипы. Сознательный синтез идеалистических и материалистических начал русской культуры, я думаю, — дело ближайшего будущего: духовные основы — системные знания — рациональное воплощение. Духовные ценности без рациональной технологии остаются благими пожеланиями. Рациональная технология без управляющей ей духовности в теории рождает технократически-сциентистские иллюзии, а на практике умножает, как это ни парадоксально, абсурдность нашего бытия. Никакие новые технологии, никакой переход к постиндустриальной информационной цивилизации сами по себе не выведут человечество из глобального кризиса. Напротив, возрастание незанятости населения, уход в «виртуальную реальность» сделает отклонения от нормальной жизни еще более извращенными, а сама жизнь — в процессе пресыщения легко доступными удовольствиями и развлечениями («хлеба и зрелищ» при современных технических возможностях) — окончательно потеряет смысл. Люди, удовлетворившие свои текущие (и порой самые фантастические) потребности, но утратившие надличностный смысл бытия и чувство ответственности, как показывают история и психология, деградируют очень быстро. Поэтому разумное овладение объективной реальностью возможно лишь на базе разумного владения собственной субъективной реальностью, психологией, во-первых, и на основе стремления к совместному совершенствованию (а не безответственным играм) обоих уровней реальности. Но разве не в этом заключается основная идея Ефремова?

Поясню это на конкретном примере. Сейчас уже многие, в том числе «лица, принимающие решения», понимают гибельность неконтролируемой человеческой деятельности, стремления к максимуму во всем. И находят спасение в идее «устойчивого развития». Но ведь это чистейшая иллюзия. Если политик, банкир, промышленник, потребитель хотят максимума власти, выгоды, престижных наслаждений, то рациональные соображения могут иметь лишь ограниченные паллиативные результаты. Пока мы не откажемся от гонки на максимальный выигрыш в душе своей, «эра разобщенных миров» будет продолжать скатываться в пропасть. «Личный успех» и «конец истории» (когда производители по максимуму производят, посредники по максимуму спекулируют, а потребители по максимуму потребляют) — не те ценности, которые способны спасти мир. Без «революции духа» ничего не получится.

Неуспех предшествующих революционных утопий обусловлен не только несовершенством человеческой природы (зачем обывателю «коммунистическая сознательность» или ноосфера?!), но и принципиальной ограниченностью обосновывающих их теорий. Так, марксизм в принципе антипсихологичен и неэкзистенциален, он пытался создать «инженерию человеческих душ» по аналогии с технологией материального производства («обработка людей людьми» — характерное выражение в «Немецкой идеологии» Маркса и Энгельса). Успешное преобразование целого возможно лишь на целостной основе. Эта основа или успеет созреть, или эксперимент разумной жизни на Земле кончится крахом (те, кто «ходит по земле», могут не беспокоиться: на их век хватит). Но в этом направлении надо работать, нужен «мозговой штурм», участники которого способны поставить Общее дело выше личных амбиций, пророческих и вождистских претензий. Человеку еще предстоит выстрадать подлинно человеческое отношение к миру. Мировоззренческое наследие И.Ефремова в этом плане еще нуждается в глубоком осмыслении, его идеи — в развитии и в применении к современности. Стремление к развивающейся гармонии никогда не сможет «устареть» и никому не удастся сбросить его «с корабля современности».

Я не сомневаюсь в том, что идеи Ефремова будут востребованы человечеством, если ему суждено выжить. Вопрос теперь стоит иначе: сумеем ли мы принять эту эстафету в нашей стране, не проскочили ли мы порог восстановимости... Практической проверкой этого сомнения могли бы быть, например, ответы на такие вопросы: есть ли у нас люди, способные организоваться, чтобы работать в рамках современной Академии горя и радости? Есть ли у нас люди, способные совместно развивать и применять методологию «лезвия бритвы»? Хотим ли мы действительно работать и получать реальные результаты, а не просто «заявлять о себе» на «интеллектуальных тусовках»? Или чьи-то мозги, увы, «утекли», а кто-то ушел в интровертированное подполье, и лишь «комсомольские мальчики» продолжают, не моргнув глазом, предлагать почин за почином, все также заваливая их один за другим и параллельно перемещаясь с одной карьерной ступеньки на другую?
 

Ultraviolet

Active Member
У Ефремова два прогноза развития будущего:
1) "Час быка" (жесткая толпо-элитарная модель и кастовая система)
2) "Туманность Андромеды" общество взаимопомощи и сотрудничества, хотя и техносферное (очевидно в 70-е не было видно последствий техносферы)

Какой вариант сработает зависит от нас.

ЗЫ опрос глупый, не поняты умолчания автора
 

Dvoranin

Учёный
О любви и индивидуме

Сегодня особенно важно понять вектор дальнейшего движения человеческой мысли и найти те критерии, что позволят дать верную оценку прошедшему. Ведь только сейчас мы начинаем осознавать, насколько переломным оказался минувший век для всей нашей цивилизации. Человек, до того слепо ползающий по поверхности планеты, вдруг распрямился и с невероятной быстротой разорвал оковы земного притяжения. Перед ним воочию раскрылась неисчерпаемость материи, подарив непредставимые ранее возможности.


Единый мир кристальной чистоты, мерцающий строгим узором граней, мир, насыщенный внутренней логикой[/B.
Духовная зрелость способна уберечь от поспешных спекуляций, а научная честность исследователя позволит избежать неверных ассоциаций, которые образуют стойкие клише, мешающие пониманию, позволит точно уловить границу допуска.

Ефремов обнаружил великое соответствие между эволюцией всей жизни на Земле и духовным развитием индивида.

Теория инфернальности... Или даже не теория - «свод статистических наблюдений над стихийными законами жизни и особенно человеческого общества», - как говорит Фай Родис, героиня романа «Час Быка».

Животные, накапливающие в геологическом времени приспособления к определённым экологическим нишам, оказывались тупиком развития при малейшем изменении окружающей среды или истощении кормовой базы. Чем совершеннее было приспособление, тем больше терялась независимость от внешних факторов. Вид вымирал. Способность выжить при выходе из ареала обитания - именно по этому критерию шёл отбор генетических мутаций. Наблюдая гигантские кладбища ископаемых животных, гекатомбы жертв на пути поиска универсальных качеств, Ефремов понял это особенно отчётливо.

Человек возник на стыке трёх ландшафтных зон - леса, степи и гор. Он явился наиболее оптимальным решением эволюции. Незавершённость и многофункциональность базовых приспособлений стала ответом на несколько миллиардов лет естественного отбора. Человек оказался пластичен в своей адаптации к миру. Большая часть рефлексов у него не закрепляется на генетическом уровне, а носит условный характер и может видоизменяться. Это динамичная саморазвивающаяся система без жёстких видовых программ.

Отсутствие узкой специализации компенсировалось развитием мозга, к этому же вела необходимость передавать накопленный опыт. Это, в свою очередь, было неизбежно при отсутствии поведенческих программ большой сложности. Выделившись таким образом из природы, человек при помощи более развитых чувств вскоре ощутил своё одиночество, уподобившись команде корабля, ринувшегося в неизведанные воды и вынужденного выживать в мире беспощадных штормов самостоятельно.

Ефремову стало ясно, что здесь проходит параллель с эволюцией самого человека как личности. Писатель проследил те же этапы на качественно ином уровне. Человек - существо двойственное, подчинённое, помимо законов физиологии, законам развития общества, - этой второй своей природы.

Но общество - создание людей, при его образовании не было миллионов проб и ошибок, посредством которых слепой природный процесс выбирает срединный путь. Закон усреднения в обществе превращается в направленное уничтожение малых чисел, то есть совершенства. Разумное существо не может уподобляться качественно более низкой структуре и брести наугад.

Человек, всецело растворяющийся в сопутствующей исторической ситуации, аналогичен животному. Приспособление к ограниченной, несовершенной системе ведёт к умножению недозрелого и гипертрофии однообразия. Поверхностная адаптация губила триллионы живых тварей, стоило пересохнуть болоту, выгореть лесу или зарасти лугу, где они жили. Так и в человеке бездумное подстраивание под существующие модели поведения порождает духовно незрелую личность, неспособную выйти за определённые временем рамки. При изменении общественной структуры слом жёстких стереотипов приводит к катастрофическим внутренним кризисам, которые оборачиваются «потерянными поколениями». Конечно, размышлял Ефремов, в каждом из нас две половины: одна рвётся к новому, другая бережёт прежнее и всегда рада вернуться к нему. Но никогда возвращение не достигает цели («Туманность Андромеды»).

Когда личность всецело ориентирована на воспроизводство существующего и на полную социальную адаптацию, тогда общество перестаёт развиваться, не испытывая сопротивления. Человек теряет реальную связь с прошлым, лишается будущего, уплощается и становится тупиковой ветвью развития. Обладая совершенной физиологией человека, духовно он несовершенен. Вершина биологической эволюции должна создать ту же открытость к изменениям мира внутри себя, уравновесить второй чашей весов свою диалектическую природу.

Взрывы и медленное угасание - суть любого процесса, ныне это превосходно показывает синергетика. Борьба с энтропией возможна только в открытых системах. Но необходимо также постоянство внутренней среды, - важнейшее условие накопления и усвоения приходящей информации. Только на основе критического количества возможны качественные преобразования. Для человека первобытного они проявились в выделении его из природы и развитии сознания. Для человека будущего новое качество, согласно закону отрицания отрицания, явится в виде возвращения к природе, но на иной энергетической основе - в форме сознательно активного эволюционного фактора.

Так неожиданно, но непреложно палеонтологическая летопись трансформировалась в гуманистическое учение о роли человека, о путях его духовного совершенствования. Учение, напрочь лишённое спекулятивных домыслов и надуманных построений, но вытекающее со всей силой естественного порядка вещей из самой жизни, из осознания простого факта, что от законов мироздания нельзя уйти, а можно лишь согласовать свои пути с ними.

Земля - то же космическое тело, существующее по законам, общим для всей вселенной. Поэтому естественно предположить, что процессы, аналогичные земным, идут у других звёзд, идут по-своему, но не менее величественно, вздымая волны преображённой, очищенной страданиями материи. На вершинах этих волн загораются искры разумной мысли, всё более крепнущей и протягивающей свои лучи навстречу друг другу...
Человек - средоточие живого вещества, умеющего согласовывать и преобразовывать противоречивые импульсы. Он - та же вселенная, пронизанная его чувствами в той же мере, как и он сам пронизан её воздействием; но вселенная не одного момента, а всей её истории, и опыт мозга отражает не только необъятную ширину, но и изменчивость мировых процессов. Отсюда и диалектическая логика как выражение сущности этого мира. Психика - такой же процесс и движение, как всё окружающее. Ничто из прежних накоплений не должно быть утеряно. Не может дерево отказаться от корней, хотя бы смыслом его и были плоды. Не может башня быть устойчивой без фундамента. Так и человек должен отточить до предела физическое совершенство, наполняя его сильным и светлым огнём любви, мысли, терпения и заботы. Перед Ефремовым вставал образ проснувшейся души, потянувшейся к звёздам в слитном усилии всех сил и чувств могучего тела.

Тысячи поколений формировался мозг в идеально здоровых организмах, отсюда неизбежна его настройка на выносливую крепкую оболочку. Это изначальное его свойство, нелепо думать, что его можно изменить, полностью переключиться на умственную деятельность. Нелепо думать, что его вообще можно изменить. Тогда мозг превратится в нечто, враждебное той среде, в условиях которой он сформировался. То есть враждебное Земле... Конечно, теоретически можно предположить, что через невообразимо большой промежуток времени люди перестроят свою энергетику, сделав биосферу лишь частью ареала своего существования. Но это возможно только на основе полноты реализации всех возможностей нынешнего этапа. Иначе мысли об этом превращаются в беспочвенные, оторванные от реальности фантазии.

Человек - это не только сумма знаний, но и сложнейшая архитектура чувств. Только с помощью острых чувств можно воспринять мир во всей его красочности и глубине, а богатство чувственного мира предполагает сильное здоровое тело - предохранитель от перегрева сердца. Этот предохранитель без вредных последствий растворяет избытки нервных впечатлений; в свою очередь, сильные чувства обязательно окрашены эротически и здесь уже развитый мозг тормозит животную необузданность. Творческое противоречие, заключённое в человеке, сводит воедино и ставит во взаимную зависимость плодотворность разумной деятельности и эмоциональную насыщенность, связывая их через высокий уровень жизненной энергии. Не может пламя полыхать в бумажном стаканчике, но и бессмысленна косная масса пустого сосуда.

Подобным образом Ефремов легко переходил от общего к частному, вскрывая за внешним разнообразием морфологическое родство структур. Он пришёл к чеканному выводу: «Чем труднее и дольше был путь слепой эволюции до мыслящего существа, тем целесообразнее и разработаннее высшие формы жизни и, следовательно, тем прекраснее». («Туманность Андромеды»).

Красота предстаёт в таком случае инстинктивно понимаемой высшей мерой целесообразности для любой вещи или явления, наилучшим сочетанием противоречивых элементов. В этом её воспитательная функция, побуждающая находить гармоническую соразмерность во всяком движении внешнего мира и собственной души.
Строгая закономерность форм прекрасного является ключом, открывающим путь к бездонному разнообразию мира. Жизнь, расходящаяся веером противоречивых устремлений, создаёт напряжение творящих сил и на самой вершине её вздыбленной взлетающей массы замирает на миг в текучем просветлённом покое, раскрывая перед утончённым сердцем неуловимость истинного совершенства.

В отношении красоты, созданной человеком, огромную роль приобретает сознательное развитие художественного вкуса, тот новый виток скручивания спирали развития, что позволяет избежать увлечения надуманными формами искусства и отличить ремесленную поделку от настоящего мастерства.

Патологические, извращённые характеры заполнили страницы бестселлеров, мода на дробный, детальный психологизм привела к нездоровому акценту на теневых сторонах личности. В лабиринтах кричащего фрейдовского натурализма и фасетчатой надэмоциональной абстрактности все светлые черты - цельные по своей природе - чудовищно опошлились, низведённые до примитивности инстинкта моллюска, приобрели характер трагического фарса. Средний человек, атакованный со всех сторон деструктивными изображениями, преподносимыми в качестве «последней правды», оказывался морально подавлен, деморализован в буквальном смысле этого слова, или превращался в циника. Более того, он становился склонен верить именно плохому, в чём убеждал его повседневный опыт. Зло в условиях стихийного общества всегда рельефнее и убедительнее. Но, механически отражая действительность, искусство создаёт порочный круг, замыкая текущий момент и усугубляя его беспрестанным воспроизводством отжившего.

Сознание бесконечности пространства и времени - важнейший устой творческой жизни. Любая замкнутость ведёт к быстрому нарастанию хаоса. Хаос рушит связи, дробит истину на мелочные откровения. Любование отдельной светотенью, фразой, вырванной из контекста, изощрённые схоластические дискуссии о нюансах формы, выпячивание одного жеста, черты характера или эмоции, - всё это суть замыкание на осколках реальности, то нагромождение количества, что характеризует любую узкую специализацию. Потеря ясных целей и смысла жизни соответствует отмиранию прежних связей, отчуждению человека от мира. Личность теряет саму себя, запутываясь без чётких критериев в порождениях искривлённой психологии, создающих перед подлинным бытиём плотную виртуальную завесу. А без цели осмысленная борьба невозможна.

Стрела Аримана - так назвал Иван Антонович тенденцию плохо устроенного общества умножать зло и горе, когда действие, даже внешне гуманное, по мере своего исполнения несёт всё больше негативных моментов. Мучения сознательной материи вдвойне ужасны. Психика многих людей теряет чувственную остроту, вырождаясь в ацедию - убийственное равнодушие расслабленной струны, ищущее ухода от агрессивной действительности в мир безответственных вялых фантазий. Но в бедной душе откуда богатство грёз? И вот люди упиваются наркотиком грохочущей поп-культуры или травоядно коллекционируют пустяки, мечтая о тихой бездеятельности рая. Но подобные мечты не оправданы историей, ибо противны природе человека-борца. С этих же позиций учёный оценивал выход человека в космос. «...совершенно необходимо, чтобы эта мечта не вырождалась в стремление убежать с Земли, где человек якобы оказался не в силах устроить жизнь... Есть только один настоящий путь в космос - от избытка сил, с устроенной планеты на поиски братьев по разуму и культуре» («Лезвие бритвы»).

С поиска пищи начался весь прогресс. Человеческий мозг не может не искать и всегда будет искать, насколько бы не угнеталась эта его способность непомерным давлением или индифферентностью неустроенной жизни. Сознание не способно переносить длительное возбуждение многократно, это защита от быстрого износа нервной системы. И крайняя степень экстравертности современной цивилизации раздирает его между духовно нищей, монотонной жизнью и пустыми развлечениями с их искусственным накалом страстей, констатировал Ефремов. Но он же оставался трезвым оптимистом, зная об огромных ресурсах психики и её способности к преображению.

Мозг стал могущественным, развиваясь в социальной среде, и одним из первых в нём закрепился инстинкт альтруизма, победивший тёмные звериные наслоения бессознательного. Вздорны модные ныне разговоры о заброшенности человека в случайный и чуждый для него мир, о его обречённости в этом мире. Обречён не человек, а ревущая городская цивилизация. Ефремов не уставал повторять, что экзистенциальный кризис современности есть следствие хаотичности социальных процессов. Качество сплочённого коллектива он противопоставлял механическому количеству и непостоянству толпы. Толпа растворяет индивидуальность, она лишена связей и не умеет накапливать и преобразовывать информацию; это первобытное стадо.

Утверждение «Человек - микрокосм» известно каждому, но о его всеохватности стоит помнить особо. В полном соответствии с ним, например, острота человеческого ума зависит не от количества нейронов в мозгу, но от качества их связей друг с другом.

В силу естественного соотношения эмоций в человеке больше положительного, говорил Ефремов, в противном случае он не состоялся бы как вид. Мозг обладает замечательной способностью исправлять дисторсию мира, выравнивая её в сторону добра и красоты. «Разве вам незнакомо, что лица людей издалека всегда красивы, а чужая жизнь, увиденная со стороны, представляется интересной и значительной?» - вопрошает Фай Родис («Час Быка»).

Бесполезна красивая мораль без твёрдых оснований. Она повисает в воздухе, и случайная прихоть расправляется с ней. Поэтому Ефремов указывал на незыблемые основы всей жизни. Уже сегодня можем представить человека будущего».
Ясно, что новые отношения вызревают в недрах старых. Люди будущего, изображённые Ефремовым, есть во всех нас. Снимать с себя и с наших детей наслоения прошлого - насущная задача каждого.

Необходимо с детства учить сдержанности при суждениях, иначе мы не добьёмся и зрелости при поступках. Надо развивать широкую терпимость в людях, с раннего возраста создавать убеждение, что никто не вправе подавлять несогласные мнения или искоренять иные образы мышления. Погоня за абсолютностью мнений, желаний и вкусов, которые возвеличивают одно, низводя всё остальное - серьёзная ошибка. Гармонические сочетания элементов бесконечно разнообразны. Конкретный, застывший идеал может существовать только в замкнутой системе, будь то страна, семья или отдельный человек. Но подобные порождения антиэволюционны и потому нежизненны.

Из этой ошибки вытекает экзальтированное преклонение перед спортсменами и кинозвёздами, а в более экстремальных вариантах - религиозными, политическими вождями или идеями. Они становятся первобытными фетишами. Инфантильная грёза о явлении с приставкой «сверх» всё ещё живёт в нас. Большая любовь - это всегда ответственность и забота, то соотношение вкусов и устремлений, что предусматривает долгий совместный путь. Богатство истинной любви требует богатства душ влюблённых, потому что физическая страсть скоро реализуется и вызывает чувство обманутости и пустоты.

Но пренебрегать половой любовью было бы не меньшей ошибкой. «Чем сильнее страсть родителей, тем красивее и здоровее дети». Острота эротических переживаний играет здесь созидательную функцию. Духовность, презирающая плоть, ущербна. Забота о своём здоровье тесно связана с заботой о полноценности потомства. «Чтобы стать матерью, я должна по сложению быть амфорой мыслящей жизни, иначе я искалечу ребёнка, - говорит Фай Родис. - Чтобы вынести нагрузку трудных дел, ибо только в них живёшь полно, мы должны быть сильными».

Культура взаимоотношения полов - связующее звено индивидуальных поисков красоты и работы по преображению общества. Бережное отношение к чувствам партнёра при понимании законов психофизиологии - основа полового воспитания, которое почитал Иван Антонович за необходимость. Он стремился понять законы, по которым древние инстинкты, с одной стороны, и общественные предрассудки - с другой, преломляясь в психике, влияют на физиологию. Если мы пренебрежём познанием биологических явлений в их историческом развитии, писал Ефремов, то вымрем, как вымирают все сменяющие друг друга виды животных. «Одному лишь человеку дано понимать не только красоту, но и трудные, тёмные стороны жизни. И одному лишь ему доступна мечта и сила сделать жизнь лучше!» - размышляет Дар Ветер («Туманность Андромеды»). Могучую силу эроса надо уметь направлять и использовать во благо, как и всякую иную силу. Другого пути здесь нет.

Основа культуры - понимание меры во всём. «Строение не может подниматься без конца. Мудрость руководителя заключается в том, чтобы своевременно осознать высшую для настоящего момента ступень, остановиться и подождать или изменить путь» («Туманность Андромеды»).
Критерий нормальности - общественное поведение индивида.

Необходимо развитие индивидуальности, но не индивидуализма. Нужно понять, что эгоизм - это естественный первобытный инстинкт, а не порождение каких-то сил зла. Усложнение быта ведёт к мельчанию переживаний и противостоит богатству духовного мира и тонкости восприятия.

«Воспитание нового человека -это тонкая работа с индивидуальным анализом и очень осторожным подходом... Перед человеком нового общества встала неизбежная необходимость дисциплины желаний, воли и мысли... Изучение законов природы и общества, его экономики заменило личное желание на осмысленное знание. Когда мы говорим: «Хочу», мы подразумеваем: «Знаю, что так можно». («Туманность Андромеды»).

Научиться сдерживать себя, не мешая другим людям, - отправная точка самовоспитания. При отсутствии самоограничения человек выходит за рамки собственных возможностей и срывается в ханжество и изуверство.

Огромная роль на этом сложнейшем пути принадлежит женщине. Ефремов преклонялся перед женским началом. Женщина - вдохновительница и охранительница, и прекрасное всегда более закончено в женщине и отточено в ней сильнее. Восхождение любого общества неизбежно начинается с возвеличивания женщины; там, где женское начало угнетается или уподобляется мужскому, наступает деградация. Галерея «ефремовских женщин», выписанных с великой любовью и уважением, достойна отдельного места в литературоведении. Сильные и весёлые, преданные и бесстрашные, такие женщины могут создать вокруг себя пространство, очищающее ноосферу.
 

Dvoranin

Учёный
ВЕЗДЕ И ВСЕГДА

РАССКАЗ

Костер, издали похожий на крупную низкую звезду, неровно горел во мраке южной ночи. Всполохи его пламени, пригибаемого к земле горячим степным ветром, изредка выхватывали из темноты то закопченный котелок с остывшим уже чаем, то округлый силуэт прочной горной палатки, то корявые сухие ветки росшего неподалеку кустарника.

У костра коротали ночь двое. Один сидел, откинувшись спиной на прислоненный к одинокому дубу рюкзак. Борясь со сном, он изредка вскидывал упадавшую на грудь голову и напряженно всматривался куда-то в звездную сыпь небосвода. Рядом на расстеленной плащ-палатке лежал второй. Спал он очень чутко, от любого подозрительного шороха открывая глаза и напрягаясь, - выработанная в армии привычка не оставляла его даже по прошествии нескольких лет.

В ночной степи под мерцающим сиянием звезд и галактик они казались сейчас единственными живыми существами во всем окружающем пространстве.

Альтаир приходил сюда уже в пятый раз. Пятый отпуск подряд проводил он в этих краях, в одном из самых загадочных мест огромной страны, а может быть, и всего континента. Ореол загадочности витал здесь везде. Над белеющими среди низких трав бараньими черепами, под которыми порой прятались от палящего солнца серые степные гадюки. Над руинами деревень, когда-то поспешно оставленных жителями по не понятной никому причине. Над обожженными многочисленными шаровыми молниями ветвями деревьев, покрывавших склон одной из сопок. Над обвалившимися входами в древние подземелья, построенные невесть когда неведомо какой цивилизацией. Наконец, над этим полем, где уже много раз местные жители наблюдали неизвестные летательные аппараты. И не только в небе...

Места трех предыдущих посадок можно было обнаружить без труда - на фоне распаханной и уже успевшей прорасти пшеницей степи четко выделялись заросшие густым кустарником треугольные участки. Их не смогли обработать уже в первую пахоту - моторы тракторов глохли при приближении к ним, трактористы жаловались на неприятную тяжесть во всем теле, а у некоторых сбоило сердце. И с тех пор каждую весну колхозные "Кировцы" обходили эти треугольники стороной - селяне не рисковали связываться с явлением, природа которого была неизвестна, пожалуй, никому на планете.

Модные в столице разговоры о "неопознанных объектах" и "аномальных зонах" здесь были полностью лишены всякой сенсационности - местные жители просто знали, что ЭТО существует. Здесь, рядом, по соседству с ними. Несколько любительских экспедиций ясности не внесли - не обладая подробной, достоверной информацией, основываясь на своих личных взглядах на картину мира, их участники выдвигали несметное количество версий, соревновавшихся между собой в нелепости и противоречивших одна другой. Наверное, так же первобытные люди пытались объяснить, отчего сверкает молния и грохочет гром.

Единодушие наблюдалось лишь в одном - в предположении, что мощные двигательные установки чужого звездолета оставили после его визита какие-то вторичные поля, влияющие на нервную деятельность человека и даже сбивавшие зажигание в двигателях внутреннего сгорания. И, возможно, поэтому капитаны галактических каравелл выбирали для посадки именно тот участок степи - наиболее удаленный от расположенного рядом Города и всех окрестных поселков, лежащий в стороне даже от проезжих грунтовых дорог.

Альтаир бывал здесь ранее в составе таких экспедиций. На сей раз он пришел сюда только с одним своим другом. Не желал собирать большое число людей, разноголосица чьих мнений могла помешать в самый ответственный момент. Давняя мысль не давала ему покоя. И, приезжая сюда, он надеялся либо подтвердить ее, либо опровергнуть.

Было еще одно обстоятельство, которое так или иначе оставляло свой след в восприятии наблюдавшихся явлений. За степью находился Город, а в нем - Объект, возведенный еще во времена Державы. Когда-то само его существование было покрыто мраком секретности. Ныне о нем знали все - времена изменились.

Держава разрушилась, вернее, ей помогли разрушиться несколько лет назад. Сотни подобных объектов тогда просто прекратили свое существование. А этот, на удивление окрестным обывателям, продолжал работу -- проектировал, строил, испытывал, вел научные исследования. И подходы к нему с земли по-прежнему охранял спецназ, а с воздуха - истребители. Вот только служил он теперь совсем другой стране.

Многие связывали явления, происходившие в степи, именно с деятельностью Объекта. Альтаир всегда выслушивал подобные версии с неизменной улыбкой. Как могли люди, вроде бы умные, серьезные с виду, не понимать, что, обладай Держава в свое время подобной техникой,- большинство конфликтов второй половины ушедшего века, а возможно, и само великое холодное противостояние завершилось бы совсем по-другому? Нет, Объект здесь ни при чем.

С такой же усмешкой встречал Альтаир и многочисленные рассказы об инопланетных страшилищах, которые похищали людей, насильно вживляли им различные имплантанты, забирали сперму якобы для улучшения своего генофонда и пророчили разнообразные напасти, если планета не обретет веру в "истинного бога" или не сделает что-нибудь еще. Впрочем, появлению подобных мыслей сейчас удивляться не приходилось: потеряв за несколько лет наступившего безвременья веру в себя, да и саму цель своей жизни, люди теперь ожидали от окружающего мира только агрессивных проявлений.

Но корабли прилетали. И - он был уверен в этом - управлялись разумными существами. Существами, гораздо более близкими современным людям, чем те сейчас могли себе представить. И в то же время - безмерно далекими. Причем отдаленность эта измерялась не только парсеками и веками.

Альтаир снова вспомнил три основные посылки учения о Разуме, сформулированные несколько десятилетий назад великим писателем, мыслителем и ученым Державы в созданных им фантастических романах.

Первая посылка говорила о множественности обитаемых миров во Вселенной. Когда-то она подвергалась сильнейшей критике со стороны ортодоксов. Сейчас с этим уже мало кто спорил.

Суть второй заключалась в том, что процесс эволюции жизни на разных планетах, в разных природных условиях может идти разными путями. И потому жизнь эта возможна в самых причудливых формах, в том виде, в каком они не противоречат законам физики. Но существо РАЗУМНОЕ, вершина эволюции, в силу тех же законов обязательно будет иметь наиболее энергетически выгодную, совершенную и целесообразную для такого существа форму - гуманоидальную. Это положение признавалось в качестве гипотезы, однако однозначно доказать либо опровергнуть ее пока возможным не представлялось.

И наконец, третья посылка. О которой даже упоминать сейчас без риска быть осмеянным и осужденным можно было только в кругу давних проверенных друзей.

В ней говорилось о том, что само общество разумных существ, способное освоить межзвездные, тем более межгалактические перелеты, должно быть принципиально иным, нежели традиционные земные. Слишком много проблем стоит на пути освоения вселенских пространств. Слишком большие затраты средств, сил, ума и времени требуются для их решения. И экономика, основанная на принуждении или соперничестве, решить эту задачу просто не в состоянии. Она под силу только объединенной цивилизации, переросшей войны и конкуренцию, высвободившей огромные запасы энергии, уходящей в эти "черные дыры". Обществу, в котором деятельность, нацеленная прежде всего на выживание и потому ВСЕГДА представляющая собой лишь хорошо закамуфлированную форму рабства - труд, - исчезает, уступая место ТВОРЧЕСТВУ.

Когда уровень техники и технологий дает Человеку возможность полностью удовлетворять свои основные потребности, не прибегая при этом к эксплуатации другого Человека.

Когда работа, созидательная деятельность для разумного существа становится смыслом жизни, а не ярмом, которое надо тянуть ради обеспечения собственного существования.

Когда изобилие энергии позволяет осуществлять самые грандиозные проекты познания Мира.

Когда отношения между людьми освобождаются от взаиморасчета и ханжества, обретая подлинную чистоту.

Когда Человек по-настоящему обретает Мечту.

Именно в попытке создать такое общество и возникла Держава. Она погибла - отчасти ввиду внутренних противоречий, отчасти из-за козней врагов. Но в других мирах такая попытка могла закончиться успехом. Косвенным подтверждением того были наблюдения аппаратов, явно превосходивших по своим возможностям всё, что было когда-либо создано на Земле.

Альтаир понимал, что достоверно убедиться в этом можно будет только при непосредственном контакте.

Но он ЗНАЛ, что на этих кораблях прилетают ЛЮДИ. Он ждал их. Уже пятое лето. На этом самом месте.

- Ты бы поспал, - нарушил молчание второй, - а я пока понаблюдаю, если хочешь.

- Нет, Байкер, спасибо, отосплюсь днем. Ночью я обязан бодрствовать. Лучше возьми мою плащ-палатку и отдохни сам. Если что - я тебя сразу разбужу.

- Ну, как знаешь. Тогда спокойного тебе дежурства.

Байкер отвязал от рюкзака бурый брезентовый сверток, расстелил его на земле, еще хранившей тепло дневного зноя, и через минуту басовитое, мощное дыхание бывшего десантника слилось с тихим потрескиванием дубовых веток в костре.

Альтаир откинулся спиной на рюкзак, размял затекшие ноги и снова погрузился в раздумья.

Ему было о чем задуматься в подобные минуты. На горизонте маячило тридцатилетие. По своему опыту общения с людьми он знал, что это тот рубеж, за которым поддерживать неувядающим стремление к новым свершениям будет все сложней и сложней. Многие его товарищи по прежним походам и экспедициям уже "сломались" - обзавелись семьями, детьми, машинами и за пределы автострады, кольцом окружающей Столицу, выбирались теперь разве что на дачи или пикники. Как будто не с ними он когда-то пережидал грозы у берегов таежных озер, крепил страховку на скалах, мчался на горных лыжах по сверкающим склонам, поднимал из болот и хоронил на воинских мемориалах останки солдат, погибших за независимость Державы в Великую войну...

Альтаир пока держался.

Некоторые из его "остепенившихся" знакомых считали, что он просто стремится убежать от себя. Как часто приходилось ему слышать в разных вариациях одно и то же: "Пойми, ты уже не школьник. Детство давно осталось позади, скоро и юность закончится - пора вступать в зрелую жизнь. Тебе следует научиться жить ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, как все повзрослевшие вместе с тобою сверстники. Не убегать в походы, а построить, наконец, свой очаг, найти свою радость в настоящем времени, рядом с собой".

Альтаир никогда не отвечал вслух на это пожелание, на таившийся за внешне вполне правильными словами подспудный вопрос: "Зачем тебе все это?". Не отвечал именно потому, что знал ответ. Воспитанный в детстве на лучших книгах, фильмах и песнях Державы, самое светлое время человеческой жизни - юность - он встретил даже не в другой стране, а в другом мире, где властвовали совсем иные законы. Ему, жаждавшему беспокойной, бурлящей жизни, мечтавшему служить людям, Родине и науке, "новое" общество предложило в корне иную систему ценностей, которую он принять не мог.

И реки, и горы, и поиск, и многое другое - это была его война. Каждые выходные, каждое лето он добровольцем уходил на свой фронт. Проходил по утреннему городу в потертом камуфляже, с рюкзаком вместо вещмешка, сжимая в руках взамен автомата весло, ледоруб, металлоискатель или гитару. Уходил на бой с пресыщенностью и успокоенностью, прагматизмом и сиюминутностью, примитивизмом и упрощенностью, под ударами которых десятилетие назад рухнула Держава и до сей поры продолжали гибнуть друзья. Уходил потому, что не мог смириться с повседневной жизнью, протекавшей исключительно "здесь" и только "сейчас".

Здесь и сейчас... Тогда зачем вообще существует Мечта? Ведь добиться относительного комфорта и благополучия, пусть и ценой определенных усилий, можно в любом месте и в любую эпоху. Тем более в Столице. Тем более теперь, когда не существует больше никаких идейных или моральных ограничений, и можно особо не беспокоиться об оценке своих помыслов и поступков окружающими. Это не то трудное счастье, которое было находкой для предыдущих поколений. Чтобы "осчастливить" себя сейчас, не надо мчаться за тридевять земель, подниматься в горы или уноситься в небо. Всё примитивно и просто.

Здесь и сейчас... Альтаир вспоминал инженеров и ученых Державы, пытавшихся осуществить прорыв в Неведомое и часто плативших за это своим личным счастьем, а порой и жизнью. Нынче эти люди оказались ненужными именно потому, что их работа выходила далеко за рамки сегодняшних потребностей - они жили Будущим. Пришедшие им на смену молодые прагматики усвоили новую истину: только та проблема стоит внимания, решение которой может принести быстрый доход при минимальном приложении усилий. Больше всего от такого подхода пострадала космонавтика - самая сильная и давняя любовь Альтаира. Разговоры об орбитальных поселениях и планетных базах еще велись, но оказаться в планах с трудом выживших КБ и заводов эти проекты шансов не имели. "У нас демократия, можете ГОВОРИТЬ о своих звездолетах сколько угодно, пока денег не просите".

Здесь и сейчас... Его часто упрекали не только в мечтательности, но и в слишком трепетном отношении к своему прошлому. Да, в его жизни было много ярких событий, о которых он с неподдельной теплотой вспоминал и рассказывал. Тем более что некоторые из них продолжали влиять на его мысли и поступки даже по прошествии долгого времени.

Вот уже больше десяти лет прошло с той смены в большом детском лагере, расположенном у подножия гор на берегу теплого южного моря. Он был тогда вожатым в отряде, носившем имя самой яркой звезды в созвездии Орла. Дни смены промчались, словно идущий по орбите спутник. Слезы расставания, пролитые в последнюю ночь, быстро высохли на прибрежной гальке. А имя его отряда осталось жить, перейдя в прозвище, которое сопровождало его все последующие годы и, наверное, будет сопровождать всю оставшуюся жизнь. И не только сопровождать, но и требовать себя оправдывать.

Альтаир знал все коварство, жестокость и беспощадность своего врага. Он понимал, что нельзя позволить ему ни на малую толику завладеть мыслями и желаниями, нельзя дать ему войти в душу под любым предлогом и в любом обличий, нельзя дать себя успокоить.

И потому, даже когда не удавалось найти попутчиков, он в одиночку покидал Столицу, уезжал на один из дальних полустанков, надевал снаряжение и растворялся в лесной глухомани, чтобы через сутки, а то и двое выйти из нее где-нибудь километров за семьдесят. В дождь, в снег, в жару - значения не имело.

И потому он знал, что даже если рядом не останется ни одного соратника, он будет продолжать свою войну с самым коварным в истории врагом.

Ради самого себя, своих идеалов, своей совести.

Ради памяти того лагеря - общедержавного символа Дружбы, Счастья, Мечты и Романтики, превращенного после гибели Державы в обычный приморский санаторий.

Ради общества, которое когда-нибудь пошлет свои корабли к звезде, с чьим именем были связаны лучшие дни его студенческих лет.

Ради Будущего.

Он потом так и не смог вспомнить, как ЭТО произошло. Очевидно, дневная усталость все же взяла свое, незаметно погрузив его к середине ночи в сладкую полудрему. И он не увидел и не услышал - каким-то неведомым образом почувствовал приближение ЭТОГО. Словно кто-то неведомый передал ему прямо в головной мозг, минуя все органы чувств, приказание открыть глаза и осмотреться вокруг.

Альтаир вздрогнул, приготовившись вскочить или отпрыгнуть в сторону, - такое у него уже было. Три года назад, в горах. Когда ему вдруг необъяснимо сильно захотелось выйти из палатки вслед за своим курящим товарищем. И тот даже не успел докурить сигарету, как пустая палатка была сметена сорвавшимся сверху валуном. С той поры всякий раз, когда появлялось необъяснимое и нелогичное в контексте момента желание, Альтаир прежде всего начинал искать вокруг себя возможную опасность.

Ветер задул с новой силой. Вереницы искр, вырванные из мечущегося под его ударами пламени костра, закручивая причудливые спирали, полетели прочь, в ночную степь. "Не поджечь бы траву", - подумал Альтаир, провожая их взглядом. И тут заметил: три ярких точки ровно и уверенно двигались против потока искр, против ветра.

Альтаир протер глаза - нет, это не обман, не "глюк", вызванный утомлением. Мгновение спустя он осознал, что наступил Момент Истины. Случилось именно то, за чем он приезжал сюда и что так желал увидеть все последние годы.

Это был классический, описанный во многих сообщениях "трехзвездник", наблюдавшийся неоднократно в самых разных областях планеты. На фоне ночного неба обычно выделялись три огня, расположенные в вершинах равностороннего треугольника. И лишь очень острый глаз мог заметить контуры темного корпуса, сливавшегося с окружающим пространством. Огни приближались, и уже через несколько секунд Альтаиру казалось, что он различает не только пологие обводы пришельца, но даже мелкие огоньки, словно цепочка иллюминаторов протянувшиеся вдоль его бортов, от носа к корме.

Застыв, как завороженный, Альтаир не сводил взгляда с проплывавшего мимо аппарата. Вот оно рядом, уже у дальнего края поля - материальное воплощение его мыслей и догадок, стремительной формы и выверенных пропорций порождение чужого мира. Нет, почему чужого? Где-то в глубинах НАШЕЙ галактики, такими же, как и МЫ, существами было создано это рукотворное чудо, побеждающее Пространство и Время, обгоняющее свет и несущее сквозь глубины Вселенной весть о торжестве и могуществе свободного Разума. Нет, это не чужой, это НАШ звездолет!

Альтаир осторожно, словно загипнотизированный, встал. Медленно вначале, но с каждой секундой все быстрей и решительней, повинуясь какому-то неподконтрольному желанию, он двинулся к месту предполагаемой посадки.

- Справа по курсу обнаружен источник теплового излучения.

Уровень интенсивности и спектрально-частотные характеристики соответствуют древнему источнику энергии - реакции горения органического материала природного происхождения.

Рядом наблюдаю двух разумных существ, одно из них движется по направлению к нам.

- Вижу. Будь осторожен, стажер: если оно попадет в зону высоких темпоральных градиентов наших двигателей, мы убьем его.

- Понимаю. И еще -сканер зафиксировал взлет двух скоростных летательных аппаратов. Следуют курсом перехвата.

Орлиный профиль капитана звездного флота склонился над монитором.

- Эти? Они нам не страшны. Однако на сей раз нас решили встретить... Придется доложить Совету, что в этом районе впредь целесообразно использовать "клиперы-невидимки".

- Но не можем же мы сейчас отказаться от выполнения поставленной Советом задачи?

- Конечно, не можем. Давай попробуем высадиться на горном плато к юго-востоку отсюда. Прежние экспедиции докладывали о нем, как о необычайно удобном для работы месте.

Легкая тень бесшумно скользнула по земле почти у самых ног Альтаира и плавно отклонилась в сторону - громада звездного корабля начала вновь набирать высоту.

Похоже, бессознательное начало взяло сегодня реванш за все предыдущие годы, когда только осторожный разум спасал Альтаира во многих опасных ситуациях. Он уже не шел - бежал, мчался вдогонку за плывущим над степью аппаратом. Глаза, еще не привыкшие к темноте, не замечали препятствий. И вот на очередном прыжке он уже не ощутил под собой твердой поверхности и полетел вниз, раздирая камуфляж о сухие корявые ветки, инстинктивно закрывая лицо от их хлестких ударов...

Теперь он не мог не то чтобы бежать - даже легкое шевеление поврежденной ногой отзывалось пронизывающей болью, казалось, во всем теле. Он лежал на склоне балки, вцепившись пальцами рук в колючие и жесткие стебли, лежал на жирной теплой земле и смотрел, как во тьме все уменьшалась в размерах ярко сияющая звездочка. Уходила прямо из рук, растворялась в безбрежной Вселенной его Мечта, то, чем он жил несколько последних лет.
 

Dvoranin

Учёный
(продолжение)

И в этот момент точно гигантским хлыстом ударило по звездному куполу, раскололо на тысячи кусков, с грохотом обрушило на землю. Над головой Альтаира пронеслись истребители противовоздушной обороны Объекта.

"Летите, голуби, летите! - подумал он с улыбкой. - Для этой штуки, способной к межзвездным перелетам, все ваши ракеты не опаснее комариного укуса. И на вашу бесполезную атаку даже не последует ответа, как не отвечает уважающий себя мастер-рукопашник на "наезды" зарвавшегося подростка. Неужели до сих пор вы, вернее, те, кто поставлен над вами, не поняли: не им тягаться с техническим и, главное, нравственным потенциалом Общества Положительного Гуманизма? Даже если на крыльях ваших машин еще остались не закрашенными алые звезды военно-воздушных сил Державы..."

- Да, таких приключений со мной после армии не случалось!

Аккуратно, стараясь лишним движением не потревожить шинированную ногу товарища, Байкер помог Альтаиру сесть на траву, стер со лба крупные капли пота и тяжело опустился рядом.

- Байкер, мы идем уже третий час, практически без остановок. Тебе следовало бы отдохнуть...

- Ну уж нет! Сейчас здесь хоть немного прохладно, а через пару часов просто невыносимо станет. Ничего, до дороги я тебя дотащу, тут всего-то километра три осталось, а там к Городу уже машины пойдут.

Он достал из-за пазухи голубой берет, с которым не расставался с самого "дембеля", привычным движением надел его на голову.

- Никто, кроме нас! Гвардия не отступает!

Альтаир благодарно улыбнулся, осторожно, опираясь на руку товарища, поднялся. Байкер вскинул его себе на спину и сделал очередной шаг в ту сторону, где из-за сгорбившихся сопок уже показался в чистом рассветном небе ярко-алый край солнечного диска.

Предыстория любой цивилизации есть сплошная череда проявлений необходимости.

Необходимость с примитивным оружием идти охотиться на крупного и сильного зверя, напрягать все силы для того, чтобы выжить в беспощадной среде дикой природы.

Необходимость под свистящим бичом надсмотрщика примитивными орудиями труда создавать материальные основы цивилизации.

Необходимость ради обеспечения своего существования заниматься скучной, отупляющей, неинтересной, но относительно прибыльной работой, принося ей в жертву подчас всего себя, свои мысли, свой внутренний мир.

Необходимость тысячи раз самыми разными способами пытаться преодолеть ненавистные порядки, вырваться быстрее вперед - и тысячи же раз убеждаться, что не бывать лету раньше зимы: каждый из этапов развития цивилизации должен быть пройден полностью, от начала до своего логического завершения.

Но, рано или поздно, обязательно наступает момент, когда вслед за каравеллами Колумба, отправившимися навстречу Неведомому лишь в поисках богатств и выгоды, в океаны выходит "Фрам" Нансена с начертанной на парусах великой идеей бескорыстного научного и человеческого подвига.

И желание движения вперед, жажда новых открытий и свершений захватывает все мироощущение Человека, делая его в тысячу раз могущественней, не давая его мыслям и чувствам остановиться на сиюминутном, приземленном "здесь и сейчас".

И тогда кончается предыстория и начинается настоящая История цивилизации, ее Звездный путь, и в переносном, и в самом прямом смысле. Путь Свободы, Мысли, Мечты, Разума, Познания, Гуманизма.

Единственный путь, достойный разумного существа.

Единственный путь, дающий цивилизации возможность выжить и стать еще одним форпостом Разума на просторах Вселенной.

Единственный путь, позволяющий преодолеть пропасть Пространства и Времени, разделяющую обитаемые миры.

Так было, так есть, так будет!

ВЕЗДЕ И ВСЕГДА!

Источник: Техника-молодёжи.
 

Dvoranin

Учёный
"ЭРА ВЕЛИКОГО КОЛЬЦА" - ЕЁ СОЗДАТЕЛЬ И ГЕРОИ

"Старая фантастика"


На медной дощечке, прибитой к левой створке двери, значилось: "И А. Ефремов".Я надавил кнопку звонка, и, пока приглушенно жужжало где-то в глубине, а затем притянулась пауза и на дальнем краю ее возникли шаги, у меня было вдоволь времени, чтобы подвести итог мыслям, которые одолевали меня на пути в этот московский дом в Спасоглинищевском переулке.

...Недели две назад дочка принесла несколько изрядно потрепанных журналов этого, 1957 года и сказала:

— Обязательно прочти, папка, "Туманность Андромеды". Написал Ефремов. Все наши мальчишки говорят, что очень здорово.

Значит, Ефремов. Память подсказала — "Звездные корабли". Небольшая повесть, которая помогла поверить, почти ощутить, что мы не одиноки во вселенной. Потом "На краю Ойкумены" — прелестная, терпко пахнущая тропическим лесом книга о нерушимой дружбе эллина, негра и этруска. Ну и, конечно, рассказы путешественника, геолога, охотника за динозаврами. И вот большой роман о будущем...

Я стал читать его — и вскоре всеми мыслями и чувствами перенесся в Эру Великого Кольца. Мне захотелось жить рядом с Дар Ветром, Ведой Конг, Рен Бозом — нашими потомками, рожденными воображением писателя.

Герои "Туманности Андромеды" — красивые, отважные, трудолюбивые, мыслящие широко и творчески — ничуть не напоминали хилых головастиков, нажимающих на кнопки и окруженных свитой роботов, которыми весьма плотно заселили мир будущего некоторые современные зарубежные фантасты. Еще в свое время Чапек в пьесе "R.U.R." высмеивал представление о будущем своего героя Гарри Домина, директора компании, наладившей производство роботов. Домин мечтал: "Универсальные Роботы вырастят столько пшеницы, произведут столько тканей, столько всяких товаров, что мы скажем: вещи больше не имеют цены. Отныне пусть каждый берет, сколько ему угодно. Конец нужде. Да, рабочие окажутся без работы. Но тогда никакая работа не будет нужна. Всё будут делать живые машины..."

Вот такому-то обывательскому представлению о будущем как о некоем сытом, сладком и ленивом рае противостоит весь роман Ефремова; вот таким-то "живым машинам" противостоят герои "Туманности Андромеды" — подлинные титаны мысли и чувств.

Немногословные, сдержанные, внешне спокойные... Кто-то, как я слышал потом, называл их даже "холодными ангелами" и признавался, что ему было бы ужасно тоскливо коротать время в обществе землян Эры Великого Кольца — уж такие, мол, они все "без страха и упрека", без привычных человеческих слабостей и недостатков. Но, между прочим, я обнаружил у людей ЭВК и свои слабости и свои недостатки. Например, отрешенность от всего земного у Эрга Ноора или чрезмерная нетерпеливость исследователя Мвена Маса.

Я вспомнил восторженные слова о "Туманности Андромеды" первых ее читателей — школьников, подростков, чья фантазия, как известно, загорается от зримых образов, и подумал, что Ефремову с какой-то чародейской силой удалось показать бесконечно далекое будущее Земли так, что оно обрело атмосферу, запахи, краски.

...В дверях, заполняя их в ширину и в высоту, стоял плечистый гигант в синем морском кителе, темноволосый, с большими голубыми глазами. Он был похож на возмужавшего капитана Грея. Я невольно вспомнил, что в юности Ефремов плавал матросом, штурманом каботажных и речных судов.

Мы вошли, точнее втиснулись, в отгороженное шкафами пространство, где вплотную друг к другу разместились диван, массивное дубовое кресло и крошечное бюро... Кабинет Ефремова напоминал шкиперскую каюту на каком-нибудь клипере или бригантине. Тем более что на стене висел барометр.

Теперь трудно восстановить в памяти все, что было сказано нами в тот первый вечер. Да это и не столь важно, ибо знакомство наше не прервалось. Потом было еще много общих вечеров и дней — и в Ленинграде, и на даче в Абрамцеве, и на новой московской квартире Ефремова. Можно было бы писать об этом человеке роман и научное исследование, но поскольку то, что вы читаете, — лишь беглый очерк о писателе-ученом, я остановлюсь только на двух моментах, поразивших меня в первую нашу встречу и всегда бросавшихся в глаза впоследствии.

Помню, меня "сразила" эрудиция собеседника... В "Этюде в багровых тонах" Конан-Дойля доктор Уотсон попытался составить "Аттестат" познаний своего знаменитого друга. Если последовать его примеру и решиться составить подобный "аттестат" на Ефремова — рискуешь открыть лишь множество провалов в собственном образовании...

Прежде всего познания, имеющие прямое отношение к научной специальности Ефремова. Ефремов — палеонтолог с мировым именем. Частые письма из Англии, США, Австралии от коллег по науке свидетельствуют о том, что слово создателя тафономии — нового метода расшифровки геологической летописи — весомо и авторитетно. Как палеонтолог, Ефремов не может не считать "своими" и такие науки, как ботанику и зоологию, с одной стороны, и историческую геологию, изучающую всю великую последовательность напластований земной коры, — с другой. Эти широкие знания дают писателю возможность с удивительной глубиной и достоверностью раскрывать перед читателем картины геологического прошлого Земли — вспомните хотя бы рассказы "Тень минувшего" и "Атолл Факаофо" — и заглядывать в миры космические...

На второе место я, пожалуй, поставил бы географию. Разведчик земных недр, охотник за динозаврами, Ефремов на своем веку проложил много троп по нехоженым местам огромной нашей страны. Урал, малоизведанные области северного Сихотэ-Алиня и Амуро-Амгуньского междуречья, горные области Якутии, Восточной Сибири, в том числе и труднодоступная Верхне-Чарская котловина... Там он искал нефть, уголь, золото, рудные месторождения, а попутно составлял географические карты этих мест, кстати сказать, использованные впоследствии при подготовке советского Большого атласа мира. Писатель совершает вместе с читателем путешествия и по странам, в которых никогда не был, и так точны, так всеобъемлющи его знания географии, что кажется: опытный проводник ведет читателя то по пылающему под отвесными лучами африканского солнца "Берегу скелетов", то по горным тропам Тибета...

Но буду рисковать дальше и продолжать заполнение "Аттестата".

История — познания обширные и столь глубокие, что читателя исторических вещей Ефремова поражает реальность, ощутимость описываемых событий, где бы они ни происходили — в Элладе или на древней земле Африки... Вспомним его "Путешествие Баурджеда", "На краю Ойкумены". В них географические интересы автора переплетаются с историческими. "Для меня, — говорил как-то Иван Антонович, — всегда звучит изречение Плиния: "Ex Africa semper aliquid novi" — "Из Африки — всегда что-нибудь новое". И оно до сих пор оправдывалось: палеонтологические, географические, исторические открытия следуют там одно за другим. Вот почему у меня возникло стремление познать и ощутить прошлое посредством пейзажей, животных, растений и, наконец, людей Африки как ключей к воссозданию ретроспективной, но живой картины ушедшего мира..."

Астрономия, кибернетика, космонавтика, медицина, социология, психология, живопись, музыка, искусство кино — вот, вероятно, неполный круг дополнительных интересов И. А. Ефремова, которого можно смело назвать подлинным энциклопедистом... Читатели романов "Лезвие бритвы", "Туманность Андромеды", сборника рассказов "Бухта радужных струй" и других произведений, думаю, согласятся со мной, если я скажу, что книги Ефремова — это источник разнообразнейшей и ценнейшей информации.

"Туманность Андромеды" — социально-фантастический роман.Писатель пытается раскрыть историческую перспективу будущего: как бы с вершины грядущего обозревает он прошлое человеческого общества, вплоть до его настоящего, но тоже рассматриваемого как прошлое. Воображение писателя в данном случае исходит из огромного объема накопленной информации, относящейся как к социальным, так и научно-техническим аспектам развития общества.

И в "Туманности Андромеды" и в "Сердце Змеи" Ефремову удалось показать будущее не через человека нашего времени, закинутого туда каким-либо вполне оправданным для фантастики приемом (тысячелетний анабиоз, воскрешение из мертвых, парадокс "сжимающегося времени" Эйнштейна и т. п.), но глазами современника этого далекого будущего, человека Эры Великого Кольца или Эры Воссоединенных Рук. И происходит удивительная вещь: читатель не просто наблюдает неведомую ему жизнь, а сам как бы становится современником героев Ефремова...

Было бы наивным думать, что возможно показать будущее во всей его многогранности. Возможно другое: прослеживая общие закономерности общественного развития в прошлом и настоящем, попытаться проецировать их на довольно значительный отрезок времени вперед, создав тем самым благоприятную почву для социологической фантазии о грядущем. Тогда писатель, по словам Ефремова, окажется в роли живописца, который, отдаляясь от своей картины, сквозь, казалось бы, хаотическую массу разноцветных мазков видит строгую гамму красок, сплетающую из своей дробной светотени и пространство и форму. Но ведь важно, чтобы вслед за создателем картины ее пространственность и прекрасную форму увидели и миллионы зрителей, для которых эта картина написана! Думается, что мечта Ефремова о далеком коммунистическом завтра Земли, выраженная в его книгах, стала той картиной, которую захотели иметь у себя дома тысячи и тысячи советских (да и не только советских, ведь "Туманность Андромеды" переведена на 23 иностранных языка!) людей.

Мне хочется также поговорить еще об одном качестве Ефремова как путешественника по будущему.

Конечная цель, так сказать "сверхзадача", его романа "Лезвие бритвы", например, показать, что внутри каждого из нас таятся нераскрытые могучие силы, пробуждение которых путем соответствующего воспитания и тренировки неизбежно приведет к тому интеллектуальному богатству, о котором мы мечтаем для людей грядущей коммунистической эры. Писатель верит в безграничность возможностей человека, но эта убежденность ничего общего не имеет с антропоцентризмом. "Тысячелетия антропоцентризма мешали осознать, что, признавая невообразимую глубину космоса, нельзя не допустить существования бесчисленных центров жизни", — пишет Ефремов в одной из своих статей.

Ефремов утверждает, что "коммуникации с разумным существом любой планеты, прошедшим неизбежный путь исторического развития и получившим мозг, построенный по тем же самым законам для решения аналогичных проблем, конечно, возможны, как возможно и понимание, если не эмоционально-социальное на первых порах, то, во всяком случае, в области техническо-информационной".

Так говорит не только Ефремов — писатель-фантаст, но и Ефремов-палеонтолог, посвятивший долгие годы прочтению летописи эволюции органической жизни на Земле.

Иным писателям-фантастам, особенно зарубежным, свойственно недооценивать возможности человечества и его Разума. Существа из других звездных систем сплошь и рядом изображаются совершеннее и могущественнее землян. Крупнейший английский астрофизик Фред Хойл, являющийся автором известных научно-фантастических романов "Черное облако" и "Андромеда", высказывает уверенность, что "там", вне Земли, разумные существа многими своими качествами превосходят человека. В одной из своих популярных лекций "О людях и галактиках", прочитанной им в Вашингтонском университете, Хойл прямо заявил: "Я подозреваю, что вокруг нас происходит обмен гигантской информацией, которую я могу назвать галактической библиотекой. Вероятно, там знают, какая политика ведет к ядерной войне и какая позволяет ее избежать. Получение этой информации, по всей видимости, приведет к наиболее революционной ступени в человеческом мышлении. Перефразируя известный псалом, я могу кончить словами: я поднимаю глаза к небу, откуда идет мне помощь".

Ефремов стоит на иной точке зрения. Он оптимистичен в своих оценках возможностей человечества. Не сомневаясь в существовании разумной жизни на множестве планет нашей и других галактик, он меньше всего склонен отводить человечеству в грядущем роль учеников приготовительного класса. Он представляет себе людей равноправными партнерами содружества разумных — Великого Кольца — и если и "поднимает глаза к небу", то для того, чтобы увидеть звездные корабли землян...
 
Зверху