hed1n.ru
стебанутый
Краеугольным камнем современной "украинской" доктрины является тезис о полной обо собленности малороссов от великорусов. Малороссы объявлены народом, отличным от „москалей" с самого сотворения мира.
Если такие украинофилы прошлого столетия, как Максимович, Метелинекий, да тот же Драгоманов, никогда не проводили национальной разницы между северной и южной ветвями русской народности, отмечая между ними на личие лишь областных этнографических особенностей, если Костомаров рассматривал малорусов и великорусов, как „две русские народности" (русские!), если сам .Грушевский при знает, что „конечно, в IX-X в.в. не существовало украинской народности, в ее вполне сформиро-вавшемся виде, как не существовало в XII-XIV т.н. великорусской и украинской народности как мы ее сейчас представляем"1, то современные жрецы „украинской" исторической „науки", объявляют малороссов не только в национальном, но и в расовом отношении отличными or русских.
Грешил этим и Грушевский, любивший распространяться о великорусах, как неполноценных представителях славянского начала, ввиду своего сильного смешения с финнами. Приняв в себя множество финской крови, они приобрели ряд отрицательных качеств — дикость, вялость, отсутствие инициативы, покорность насилию и другие особенности „низшей" породы людей, тогда как носителями чистоты и благородных черт славянства остались южнорусы, сиречь украинцы.
Но, несмотря. на задор и петушиный гонор, старая школа не решалась отрицать первоначальную единую русско-славянскую основу, как для юга, так и для севера России. Совсем иначе теперь. Речь идет уже не о презренных финских примесях, а о первозданном расовом отличии великороссов и малороссов, выражающемся в форме черепа, состава крови, психических и умственных качествах.
Если „москали" — потомки тех звероподобных племен, что, охотясь на мамонтов, медленно подвигались к северу вслед за отступающим ледником, то украинцы пришли на освободившиеся места из передней Азии, принеся с собой развитую культуру, усовершенствованное земледелие и, в частности, — сошник, волов и стодолю, как спецефические признаки украинского земледельческого быта.
Эти выходцы из передней Азии принадлежали к прогрессивной и развитой круглоголовой расе. Они заселили всё Причерноморье, охватив территорию ни больше, ни меньше, как в границах, на которые претендуют современные „украинские" сепаратисты, т.е. не только Галичину, Волынь, Подолье, Киевщяну, Полтавщину и прочие старые малороссийские губернии, но также Херсонщину, Крым, Кубань и Таманский полуостров.
От них повела свое начало культура в этих местах, особенно земледелие. Круглоголовая раса превратила бы юг России в цветущую область, если бы не свирепые кочевники кимме-ийцы, постом скифы, потом сарматы, потом все прочие степняки вплоть до гуннов, половцев и татар, мешавших на протяжении тысячелетий прекрасным намерениям круглоголовых и загнавших этих культуртрегеров в лесистые области теперешней северной Украины, где их в VI столетии до Р.Х. с трудом различает глаз Геродота.
Эта точка зрения, встречающаяся во множестве произведений, наиболее полно выражена в брошюре проф. Щербакивского „Формации украинской нации", изданной в Праге в 1940 г. Тут совершается окончательная расправа с „москалями", которых лишают отныне всякого права считаться славянами.
Сделано это следующим образом. Во времена Грушевского великорусов, как известно, считали происшедшими от смешения финнов с древнерусским племенем вятичей. Но вот Щербакивскому стало доподлинно известно, что вятичи отнюдь не русское, не славянское, а тоже финское племя, только подвергшееся когда-то и где-то славянизации. Другое племя, кривичей, принявшее участие в образовании великорусской народности и тоже считавшееся со времен начального летописца славянским племенем, оказывается не славянским, а литовским. Оно также когда-то и кем-то славянизировано.
С финнами слились, таким образом, вовсе не славяне, а финны же или литовцы, только слегка амальгамированные. Уничтожив „кацапов" и решительно втолкнув их в финский мир, Щербакивский с тем большей легкостью сочиняет блистательную родословную украинцам.
Происходя от круглоголовой культурной расы, они и, впредь на всём протяжении истории остаются безупречными в смысле представительства высших и благородных черт арийства. В этом отношении чрезвычайно интересна предпринятая Щербакивским интерпретация этнографической картины, которую дает для юга Россия „отец истории" Геродот.
Известно, что в то время, как запад Европы оставался еще покрытым густым мраком, в котором исследователь вынужден .руководствоваться лишь археологическими данными, — территория нашей родины оказалась в довольно ярком свете письменных источников, среди которых первое место принадлежит Геродоту, посвятившему Скифии (юг России) целую книгу.
Он приводит обильный, полный глубокого интереса, материал о скифах — древних насельииках нашего юга. Данные его о них признаны правдивыми и заслуживающими доверия, за исключением некоторьк, явно сказочных эпизодов. Современная наука всё более склоняется к тому, чтобы видеть в геродотовых скифах этническую праоснову не только русской народности (как южной, так и северной), но и всех прочих народов, населяющих европейскую, а частью и азиатскую Россию.
9-ую книгу Геродота мы ныне рассматриваем, как древнейший источник по истории России. Совсем иной подход к Геродоту у Щербакивского. В скифах он не желает видеть ничего общего с позднейшими малорусами; они, по его мнению, —кочевники, скотоводы, разбойники и, видимо, в силу этих качеств, не могут считаться предками культурных земледельцев-украинцев. Этих предков автор ищет среди других племен, помещенньк Геродотом к северу от скифов и не относящихся, по словам галикарнасца, к скифскому миру.
Каждый, кто читал Геродота, знает, что его представления об этих племенах самые смутные. Насколько он хорошо знал географию, быт, нравы и племенные деления скифов, настолько всё, лежащее к северу от них, подернуто туманом неизвестности и фантастики. В большинстве случаев, кроме названий обитавших там народов, он ничего не сможет о них сказать, за исключением небылиц, вроде того, что невры раз в году превращаются в волков, аримаспы имеют всего один глаз, а аргипаи родятся плешивыми.
Сделать какое-нибудь заключение о культуре, тем более о расовых особенностях этих племен, по Геродоту, совершенно невозможно, и ни один строгий исследователь не решался на это. Но Щербакивскому туман геродотова повествования пришелся вполне по вкусу; он так свободно в нем разбирается, что среди всех этих исседонов, гелонов, меланхленов, агифирсов — легко и безошибочно отыскивает любезных своих земляков — украинцев. Осведомленность его на предмет того, кто из них предки малороссов — поразительна.
Не всем выпадает столь высокая честь. Плешивые аргипаи и одноглазые аримасы, разумеется, деликатно устранены. Андрофаги, как людоеды, способные испортить биографию безупречно культурного народа, тоже обойдены молчанием. Будины почему-то (видимо, из чувства такта) объявлены литовцами. Зато все остальные не вызывают сомнения ни в переднеазийоком происхождении, ни в круглоголовости, ни, следовательно, в украинстве.
Острый глаз Щербакивекого способен отличать среди них полтавчан от черниговцев и винницких от каменец-подольских. Относительно агафирсов он клянется всеми богами, что это волыняне. Только деления на повиты (уезды) пока еще не дается нашему автору, но зато компенсируется другим крупным успехом:
Щербакивскому удалось найти высших носителей украинизма, народ, явившийся как бы душой „древнеукраинских" племен и источавший, подобно афинянам, лучи культуры на всю землю. Это — гипербореи.
Наивный читатель, безусловно, всплеснет руками, ибо всё, что ему известно из Геродота о гипербореях, абсолютно не мирится с такой их трактовкой. У Геродота читатель вычитал только то, что гипербореи — самое счастливое племя на свете, что жизнь их — сплошной праздник и протекает в полном довольствии и веселии. Смерть над ними не властна и наступает лишь в результате самоубийства: утомленные продолжительной жизнью и непрерывным счастьем, гипербореи во время танца бросаются со скалы в воду и блаженно умирают.
Ничего другого старый галикарнасец Геродот не пишет о гипербореях: ни об их круглой голове, ни об их высокой культуре, ни о волах, ни о земледелии. К тому же, у Геродота и у прочих древних авторов местоположение гипербореев определяется вне Европы — за Рифейскими горами, т.е. за Уралом, и все досужие толкователи Геродота относили их, обычно, к Алтаю. Но это нимало не смущает Щербакивского, как не смущает его явно поэтический вымысел этой части повествования Геродота, писавшего о гипербореях по не дошедшим до нас поэмам Аристея.
Собственно говоря, геродотовские гипербореи глубоко безразличны и не нужны Щербакивскому; он создает своих собственных гипербореев, наделяя их качествами, которых у Геродота и в помине нет. Он выдумывает какую-то гиперборейскую культуру и гиперборейскую группу народов, являя, таким образом, изумлённому миру апофеоз украинизма в середине первого тысячелетия до Р.Х. Впрочем, это еще не апофеоз. Для апофеоза припасено другое — культурное единение ни больше, ни меньше, как с самой Элладой.
Мы и раньше кое-что знали о греческом влиянии на юге России, о существовании там многочисленных колоний, вроде Ольвии, Херсонеса, Пантикопеи, Танаиса и т.п., о находках роскошных античных ваз, оружия и ювелирных изделий в скифских курганах, знаем о существовании во времена Геродота целых скифских племен, подвергшихся эллинизации.
Но Щербакивскому этого не достаточно. Сведения эти относятся к скифам — дикому кочевому народу, который поэтому не может иметь ничего общего с гиперборейской группой, а, кроме того, подобного рода культурные связи напоминают взаимоотношения между белыми и краснокожими в первые века колонизации Америки. Щербакивский доискивается более достойных взаимоотношении.
У Геродота есть рассказ, как две девушки Гипероха и Лаодика, из племени скифов-земледельцев, совершили паломничество под охраной пяти мужчин на о. Делос к святилищу Артемиды. Есть упоминание и о другой паре Арге и Опиге, ходивщей на Гелос. Если это известие правдиво и не представляет чего-нибудь сказочно-поэтического, как это часто бывает у Геродота, то лучшего свидетельства о религиозных культовых связях древнего Приднепровья с Грецией трудно представить. Надо только устранить сомнение о правдивости рассказа. Но сомнение — удел жалких москальских душ — для Щербакивского не существует.
Только одну поправку к Геродоту вносит он; она касается племени, из которого происходили девушки. Профессор не может согласиться с их скифским происходждением, но он прощает Геродоту его заблуждение: старик мог и не знать, что скифы-земледельцы вовсе не скифы, а те же гипербореи, и девушки были гиперборейские, да и хлопцы — гарни козаки...
Щербакивскому, видимо, не без жестокой внутренней борьбы удалось отказаться от описания картины прибытия на Гелос украинских красавиц в ярких плахтах, в сопровождении пятерых Грыцей с бандурами, под восторженные крики эллинов: „Хай живе незалежна Украина!"
Итак, в то время, как москали вкупе с самоедами добивали последнего мамонта на берегах Неглинной, украинцы водили компанию с греками, купались в лучах эллинской культуры и сами источали культуру на все окрестные племена. Кто же посмеет назвать их единым народом с великороссами?
Труды, подобные книжке Щербакивского, могут выходить только за границей, в странах, где научная корпорация глубоко равнодушна к русской истории и вполне невежественна в ней, а власти всячески поощряют антирусские сепаратистские выступления, и где, следовательно, к подобным трудам не предъявляется никаких элементарных академических требований. Только при таких условиях человек, носящий звание профессора, может заламывать шарлатанские теории, мьслимые в каком-нибудь 17-м веке, но совершенно невозможные в эру господства научных методов исследования.
Полемизировать с Щербакивским, возражать ему нет ни малейшей возможности по той при-чине, что ни одно из его положений не аргументировано и не подкреплено ссылкой на источники и труды.
Кем и когда доказано тождество „украинцев" с круглоголовой переднеазиатской расой ?
Спрашивать об этом нашего автора бесполезно. Почему из всех фантастических и полуфантастических народов Геродота предками „украинцев" избраны именно гипербореи, а не кто иной? Почему, вопреки Геродоту, устранено деление скифов на кочевников и оседлых земледельцев, и этому самому многочисленному и развитому народу древности оставлена только роль диких номадов?
На всё это вы не найдете ответа. Точно так же напрасно будете добиваться оснований, по которым кривичи и вятичи зачислены в разряд финских и литовских племён. Заключения о литовском происхождении кривичей основаны, повидимому, на сходстве их имени с Криве-Кривейто, легендарным жрецом и блюстителем святынь у древних литовцев. Если бы такое лицо действительно существовало, то и тогда заключать на основании созвучия имен об этнической. природе кривичей — больше, чем смело. Но современные исследователи не находят у литовцев в древности ни малейшего следа существования жреца Криве-Кривейто. Легенда о нем развенчана и признана плодом сравнительно недавнего времени2..
Мысль о неславянской природе вятичей пришла на ум Щербакивскому, кажется, на основании трудов знаменитого русского археолога А.А. Спицына. Изучая курганы вятичей, Спицын нашел в них присутствие предметов финского происхождения — факт сам по себе вовсе не означающий финского происхождения вятичей, как не означает присутствие древнегреческих предметов в скифских погребениях принадлежности скифов к эллинам.
Спицын и не делает на этом основании таких выводов, как Щербакивский. Но то, что недопустимо для осторожного и добросовестного исследователя, вполне приемлемо для ученого, подобного нашему автору. Не говорим уже о том, что археология в наши дни не настолько еще совершенна, чтобы на ее основе можно было делать столь смелые выводы.
Несмотря на постоянное усовершенствование методов исследования, на обилие накопленного материала, она всё еще пребывает в такой стадии развития, когда всякого рода обобщения допустимы лишь в минимальной степени и когда попытка строить на основании археологических данных широкие полотна и картины напоминают нередко ученые заключения археолога из комедии Лабиша. Когда этот археолог раскопал яму с черепками посуды, разбитой незадачливым лакеем г-на Кабусса, — он принимает это за остатки римского лагеря Фабия Кунктатора.
Чем дальше в глубь веков, чем скуднее материал, тем осторожнее обобщения. Этот принцип, являющийся аксиомой для всякого подлинного ученого, — абсолютно не существует для Щербакивского. Его утверждения относительно вятичей и кривичей означают целый переворот в науке и требуют, казалось бы, солидных обоснований. Читатель вправе ждать большой и тонко разработанной аргументации, груды материала, сотен разрытых курганов, тщательного пересмотра лингвистических данных и т.п. Ничего этого нет. Просто голые постулаты.
Поэтому ни один учёный не может всерьёз принимать книжки Щербакивского, и если мы здесь уделили ей известное внимание, то исключительно, как документу, характеризующему приемы и методы украинской сепаратистской „науки".
„Формации украинской нации" еще раз блестяще подтверждают мнение, согласно которому главнейшие положения украинской националистической доктрины созданы не самими украинцами, а их заботливыми опекунами. В 19-м веке это были поляки во главе с Духинским, в наше .время это немецкие национал-социалисты. Щербакивский не может отрицать, что задолго до появления его столь замечательного труда, идея расового отличия малороссов от великороссов пропагандировалась в немецких учебниках истории, в исследовательских статьях, популярных брошюрах и речах. Взяв под свое крыло украинский сепаратизм, немцы позаботились создать ему и теорию. Рабская зависимость от чужой мысли — исконное
явление среди украинских националистов. Еще Шевченко иронизировал:
„Добре, брате!
Що ж ти такее?
Нехай скаже шмец,
Мы не знаем!"
От немца всегда ждали откровения и просветительного слова.
„Колись будем
I по своему глаголать,
Як німец покаже,
А до того й iстopiю
Нашу нам роскаже,
Отоді ми заходимось!"
Национал-социалистический расизм с его учением о высших и низших народах, о неизменных и постоянных национальных особенностях пришелся до того по вкусу нашим гипербореям, что пылкостью фантазии и оригинальностью построений, в этом отношении, они превзошли самих немцев, удивив их к тому же неслыханной, поистине рабской, угодливостью. Сколько восторгов выражено по поводу того, что предкам украинцев, в далёком прошлом, сподобилось неоднократно побывать под властью германцев! Готское государство рисуется, как самый светлый период в истории Украины. А чего стоит знаменитое пришествие варягов? Варяги выглядят отнюдь не горсточкой быстро растворившейся в покоренном славянском населении и уже во втором-третьем поколении утратившей свою этническую особенность; они не являют собою также начала более грубого и варварского по сравнению с славянами, как это теперь выясняется. Нет, сепаратистские историки отводят им высшую организаторскую и культуртрегерскую роль. Всё тот же автор „Исторіи Украіни з ілюстраціями" очень красноречиво распространяется на тему, как древние варяги, подобно теперешним немцам, любили порядок, твердую власть и приучали славян к этим добродетелям. Они завели на Украине войско, строили города, брали с собой славян в далекие походы, учили их плавать, строить корабли, „учили вийсковой оправи, дисциплинованности, притягали до боротьбы и небеспек". Для славян погрязших в обломовщине, „це була тяжка школа", но, „під проводом варягів, наши предки багато чого навчилися".
Щербакивскому, однако, и этой картины германского влияния на Украине мало; он хочет подготовить тезис, согласно которому германцы, как раса главенствующая, создан-ная для управления всякого рода круглоголовыми, с незапамятных времен присутствовала на Украине. Об этом свидетельствует с несомненностью какое-то, кажется сидячее, погребение в Полтавщине, какие-то продолговатые черепа, сохранившиеся в других частях Украины. Это не гиперборейские отложения, это остатки господствовавшего при гипербореях слоя чуждой расы завоевателей, повидимому, фраков. Фраки, казалось бы, не немцы, но что-то вроде немцев; они, конечно, не такие откровенные гермадщы, как готы и варяги, но они тоже индо-германской расы и, где-то, в чём-то, смыкаются с германцами. В глухой геродотовский период, они могут сойти, если не за чисто-кровных германцев, то за Ersatz германизма. Без германизма никак невозможно.
Пронизав свою историю расизмом, сепаратисты довели ее до абсурда, до горячечного бреда, образцом чего может служить творчество проф. Юрия Русова3. По его мнению, вся история Украины представляет борьбу благородных расовых элементов со всякого рода „остийскими", т.е. восточными примесями, оказывавшими роковое влияние на судьбы страиы. Светлые расовые начала представлены „нордийцами", „динарцами" я „медитерианцами". „Нордийці воюють, динарці орють, медитерианці творять ту „буржуазию", яка, не хапаючи зірок з неба, доробляэться маэтків i тим збагачуе не лише себе, але i держкаву". Пока господствуют эти расовые начала, Украина процветает. „Коли панують расові ознаки: нордийска войовничисть, динарска конструктивність і медитеранський хист, коли Украиною кермують осібняки, що мають у co6i первні цих рас — держава посилюєтся, просперує, прикрашається i має князів мудрих и мужних, бояр благородних i чесних, народ працьовитий i богобоязливий. Але ми мусимо не забувати, ще про первень остийск-алтайской раси з усіми його ознаками". Как только эти „ознаки" берут верх, наблюдается упадок Украины и т.д.
Если такие украинофилы прошлого столетия, как Максимович, Метелинекий, да тот же Драгоманов, никогда не проводили национальной разницы между северной и южной ветвями русской народности, отмечая между ними на личие лишь областных этнографических особенностей, если Костомаров рассматривал малорусов и великорусов, как „две русские народности" (русские!), если сам .Грушевский при знает, что „конечно, в IX-X в.в. не существовало украинской народности, в ее вполне сформиро-вавшемся виде, как не существовало в XII-XIV т.н. великорусской и украинской народности как мы ее сейчас представляем"1, то современные жрецы „украинской" исторической „науки", объявляют малороссов не только в национальном, но и в расовом отношении отличными or русских.
Грешил этим и Грушевский, любивший распространяться о великорусах, как неполноценных представителях славянского начала, ввиду своего сильного смешения с финнами. Приняв в себя множество финской крови, они приобрели ряд отрицательных качеств — дикость, вялость, отсутствие инициативы, покорность насилию и другие особенности „низшей" породы людей, тогда как носителями чистоты и благородных черт славянства остались южнорусы, сиречь украинцы.
Но, несмотря. на задор и петушиный гонор, старая школа не решалась отрицать первоначальную единую русско-славянскую основу, как для юга, так и для севера России. Совсем иначе теперь. Речь идет уже не о презренных финских примесях, а о первозданном расовом отличии великороссов и малороссов, выражающемся в форме черепа, состава крови, психических и умственных качествах.
Если „москали" — потомки тех звероподобных племен, что, охотясь на мамонтов, медленно подвигались к северу вслед за отступающим ледником, то украинцы пришли на освободившиеся места из передней Азии, принеся с собой развитую культуру, усовершенствованное земледелие и, в частности, — сошник, волов и стодолю, как спецефические признаки украинского земледельческого быта.
Эти выходцы из передней Азии принадлежали к прогрессивной и развитой круглоголовой расе. Они заселили всё Причерноморье, охватив территорию ни больше, ни меньше, как в границах, на которые претендуют современные „украинские" сепаратисты, т.е. не только Галичину, Волынь, Подолье, Киевщяну, Полтавщину и прочие старые малороссийские губернии, но также Херсонщину, Крым, Кубань и Таманский полуостров.
От них повела свое начало культура в этих местах, особенно земледелие. Круглоголовая раса превратила бы юг России в цветущую область, если бы не свирепые кочевники кимме-ийцы, постом скифы, потом сарматы, потом все прочие степняки вплоть до гуннов, половцев и татар, мешавших на протяжении тысячелетий прекрасным намерениям круглоголовых и загнавших этих культуртрегеров в лесистые области теперешней северной Украины, где их в VI столетии до Р.Х. с трудом различает глаз Геродота.
Эта точка зрения, встречающаяся во множестве произведений, наиболее полно выражена в брошюре проф. Щербакивского „Формации украинской нации", изданной в Праге в 1940 г. Тут совершается окончательная расправа с „москалями", которых лишают отныне всякого права считаться славянами.
Сделано это следующим образом. Во времена Грушевского великорусов, как известно, считали происшедшими от смешения финнов с древнерусским племенем вятичей. Но вот Щербакивскому стало доподлинно известно, что вятичи отнюдь не русское, не славянское, а тоже финское племя, только подвергшееся когда-то и где-то славянизации. Другое племя, кривичей, принявшее участие в образовании великорусской народности и тоже считавшееся со времен начального летописца славянским племенем, оказывается не славянским, а литовским. Оно также когда-то и кем-то славянизировано.
С финнами слились, таким образом, вовсе не славяне, а финны же или литовцы, только слегка амальгамированные. Уничтожив „кацапов" и решительно втолкнув их в финский мир, Щербакивский с тем большей легкостью сочиняет блистательную родословную украинцам.
Происходя от круглоголовой культурной расы, они и, впредь на всём протяжении истории остаются безупречными в смысле представительства высших и благородных черт арийства. В этом отношении чрезвычайно интересна предпринятая Щербакивским интерпретация этнографической картины, которую дает для юга Россия „отец истории" Геродот.
Известно, что в то время, как запад Европы оставался еще покрытым густым мраком, в котором исследователь вынужден .руководствоваться лишь археологическими данными, — территория нашей родины оказалась в довольно ярком свете письменных источников, среди которых первое место принадлежит Геродоту, посвятившему Скифии (юг России) целую книгу.
Он приводит обильный, полный глубокого интереса, материал о скифах — древних насельииках нашего юга. Данные его о них признаны правдивыми и заслуживающими доверия, за исключением некоторьк, явно сказочных эпизодов. Современная наука всё более склоняется к тому, чтобы видеть в геродотовых скифах этническую праоснову не только русской народности (как южной, так и северной), но и всех прочих народов, населяющих европейскую, а частью и азиатскую Россию.
9-ую книгу Геродота мы ныне рассматриваем, как древнейший источник по истории России. Совсем иной подход к Геродоту у Щербакивского. В скифах он не желает видеть ничего общего с позднейшими малорусами; они, по его мнению, —кочевники, скотоводы, разбойники и, видимо, в силу этих качеств, не могут считаться предками культурных земледельцев-украинцев. Этих предков автор ищет среди других племен, помещенньк Геродотом к северу от скифов и не относящихся, по словам галикарнасца, к скифскому миру.
Каждый, кто читал Геродота, знает, что его представления об этих племенах самые смутные. Насколько он хорошо знал географию, быт, нравы и племенные деления скифов, настолько всё, лежащее к северу от них, подернуто туманом неизвестности и фантастики. В большинстве случаев, кроме названий обитавших там народов, он ничего не сможет о них сказать, за исключением небылиц, вроде того, что невры раз в году превращаются в волков, аримаспы имеют всего один глаз, а аргипаи родятся плешивыми.
Сделать какое-нибудь заключение о культуре, тем более о расовых особенностях этих племен, по Геродоту, совершенно невозможно, и ни один строгий исследователь не решался на это. Но Щербакивскому туман геродотова повествования пришелся вполне по вкусу; он так свободно в нем разбирается, что среди всех этих исседонов, гелонов, меланхленов, агифирсов — легко и безошибочно отыскивает любезных своих земляков — украинцев. Осведомленность его на предмет того, кто из них предки малороссов — поразительна.
Не всем выпадает столь высокая честь. Плешивые аргипаи и одноглазые аримасы, разумеется, деликатно устранены. Андрофаги, как людоеды, способные испортить биографию безупречно культурного народа, тоже обойдены молчанием. Будины почему-то (видимо, из чувства такта) объявлены литовцами. Зато все остальные не вызывают сомнения ни в переднеазийоком происхождении, ни в круглоголовости, ни, следовательно, в украинстве.
Острый глаз Щербакивекого способен отличать среди них полтавчан от черниговцев и винницких от каменец-подольских. Относительно агафирсов он клянется всеми богами, что это волыняне. Только деления на повиты (уезды) пока еще не дается нашему автору, но зато компенсируется другим крупным успехом:
Щербакивскому удалось найти высших носителей украинизма, народ, явившийся как бы душой „древнеукраинских" племен и источавший, подобно афинянам, лучи культуры на всю землю. Это — гипербореи.
Наивный читатель, безусловно, всплеснет руками, ибо всё, что ему известно из Геродота о гипербореях, абсолютно не мирится с такой их трактовкой. У Геродота читатель вычитал только то, что гипербореи — самое счастливое племя на свете, что жизнь их — сплошной праздник и протекает в полном довольствии и веселии. Смерть над ними не властна и наступает лишь в результате самоубийства: утомленные продолжительной жизнью и непрерывным счастьем, гипербореи во время танца бросаются со скалы в воду и блаженно умирают.
Ничего другого старый галикарнасец Геродот не пишет о гипербореях: ни об их круглой голове, ни об их высокой культуре, ни о волах, ни о земледелии. К тому же, у Геродота и у прочих древних авторов местоположение гипербореев определяется вне Европы — за Рифейскими горами, т.е. за Уралом, и все досужие толкователи Геродота относили их, обычно, к Алтаю. Но это нимало не смущает Щербакивского, как не смущает его явно поэтический вымысел этой части повествования Геродота, писавшего о гипербореях по не дошедшим до нас поэмам Аристея.
Собственно говоря, геродотовские гипербореи глубоко безразличны и не нужны Щербакивскому; он создает своих собственных гипербореев, наделяя их качествами, которых у Геродота и в помине нет. Он выдумывает какую-то гиперборейскую культуру и гиперборейскую группу народов, являя, таким образом, изумлённому миру апофеоз украинизма в середине первого тысячелетия до Р.Х. Впрочем, это еще не апофеоз. Для апофеоза припасено другое — культурное единение ни больше, ни меньше, как с самой Элладой.
Мы и раньше кое-что знали о греческом влиянии на юге России, о существовании там многочисленных колоний, вроде Ольвии, Херсонеса, Пантикопеи, Танаиса и т.п., о находках роскошных античных ваз, оружия и ювелирных изделий в скифских курганах, знаем о существовании во времена Геродота целых скифских племен, подвергшихся эллинизации.
Но Щербакивскому этого не достаточно. Сведения эти относятся к скифам — дикому кочевому народу, который поэтому не может иметь ничего общего с гиперборейской группой, а, кроме того, подобного рода культурные связи напоминают взаимоотношения между белыми и краснокожими в первые века колонизации Америки. Щербакивский доискивается более достойных взаимоотношении.
У Геродота есть рассказ, как две девушки Гипероха и Лаодика, из племени скифов-земледельцев, совершили паломничество под охраной пяти мужчин на о. Делос к святилищу Артемиды. Есть упоминание и о другой паре Арге и Опиге, ходивщей на Гелос. Если это известие правдиво и не представляет чего-нибудь сказочно-поэтического, как это часто бывает у Геродота, то лучшего свидетельства о религиозных культовых связях древнего Приднепровья с Грецией трудно представить. Надо только устранить сомнение о правдивости рассказа. Но сомнение — удел жалких москальских душ — для Щербакивского не существует.
Только одну поправку к Геродоту вносит он; она касается племени, из которого происходили девушки. Профессор не может согласиться с их скифским происходждением, но он прощает Геродоту его заблуждение: старик мог и не знать, что скифы-земледельцы вовсе не скифы, а те же гипербореи, и девушки были гиперборейские, да и хлопцы — гарни козаки...
Щербакивскому, видимо, не без жестокой внутренней борьбы удалось отказаться от описания картины прибытия на Гелос украинских красавиц в ярких плахтах, в сопровождении пятерых Грыцей с бандурами, под восторженные крики эллинов: „Хай живе незалежна Украина!"
Итак, в то время, как москали вкупе с самоедами добивали последнего мамонта на берегах Неглинной, украинцы водили компанию с греками, купались в лучах эллинской культуры и сами источали культуру на все окрестные племена. Кто же посмеет назвать их единым народом с великороссами?
Труды, подобные книжке Щербакивского, могут выходить только за границей, в странах, где научная корпорация глубоко равнодушна к русской истории и вполне невежественна в ней, а власти всячески поощряют антирусские сепаратистские выступления, и где, следовательно, к подобным трудам не предъявляется никаких элементарных академических требований. Только при таких условиях человек, носящий звание профессора, может заламывать шарлатанские теории, мьслимые в каком-нибудь 17-м веке, но совершенно невозможные в эру господства научных методов исследования.
Полемизировать с Щербакивским, возражать ему нет ни малейшей возможности по той при-чине, что ни одно из его положений не аргументировано и не подкреплено ссылкой на источники и труды.
Кем и когда доказано тождество „украинцев" с круглоголовой переднеазиатской расой ?
Спрашивать об этом нашего автора бесполезно. Почему из всех фантастических и полуфантастических народов Геродота предками „украинцев" избраны именно гипербореи, а не кто иной? Почему, вопреки Геродоту, устранено деление скифов на кочевников и оседлых земледельцев, и этому самому многочисленному и развитому народу древности оставлена только роль диких номадов?
На всё это вы не найдете ответа. Точно так же напрасно будете добиваться оснований, по которым кривичи и вятичи зачислены в разряд финских и литовских племён. Заключения о литовском происхождении кривичей основаны, повидимому, на сходстве их имени с Криве-Кривейто, легендарным жрецом и блюстителем святынь у древних литовцев. Если бы такое лицо действительно существовало, то и тогда заключать на основании созвучия имен об этнической. природе кривичей — больше, чем смело. Но современные исследователи не находят у литовцев в древности ни малейшего следа существования жреца Криве-Кривейто. Легенда о нем развенчана и признана плодом сравнительно недавнего времени2..
Мысль о неславянской природе вятичей пришла на ум Щербакивскому, кажется, на основании трудов знаменитого русского археолога А.А. Спицына. Изучая курганы вятичей, Спицын нашел в них присутствие предметов финского происхождения — факт сам по себе вовсе не означающий финского происхождения вятичей, как не означает присутствие древнегреческих предметов в скифских погребениях принадлежности скифов к эллинам.
Спицын и не делает на этом основании таких выводов, как Щербакивский. Но то, что недопустимо для осторожного и добросовестного исследователя, вполне приемлемо для ученого, подобного нашему автору. Не говорим уже о том, что археология в наши дни не настолько еще совершенна, чтобы на ее основе можно было делать столь смелые выводы.
Несмотря на постоянное усовершенствование методов исследования, на обилие накопленного материала, она всё еще пребывает в такой стадии развития, когда всякого рода обобщения допустимы лишь в минимальной степени и когда попытка строить на основании археологических данных широкие полотна и картины напоминают нередко ученые заключения археолога из комедии Лабиша. Когда этот археолог раскопал яму с черепками посуды, разбитой незадачливым лакеем г-на Кабусса, — он принимает это за остатки римского лагеря Фабия Кунктатора.
Чем дальше в глубь веков, чем скуднее материал, тем осторожнее обобщения. Этот принцип, являющийся аксиомой для всякого подлинного ученого, — абсолютно не существует для Щербакивского. Его утверждения относительно вятичей и кривичей означают целый переворот в науке и требуют, казалось бы, солидных обоснований. Читатель вправе ждать большой и тонко разработанной аргументации, груды материала, сотен разрытых курганов, тщательного пересмотра лингвистических данных и т.п. Ничего этого нет. Просто голые постулаты.
Поэтому ни один учёный не может всерьёз принимать книжки Щербакивского, и если мы здесь уделили ей известное внимание, то исключительно, как документу, характеризующему приемы и методы украинской сепаратистской „науки".
„Формации украинской нации" еще раз блестяще подтверждают мнение, согласно которому главнейшие положения украинской националистической доктрины созданы не самими украинцами, а их заботливыми опекунами. В 19-м веке это были поляки во главе с Духинским, в наше .время это немецкие национал-социалисты. Щербакивский не может отрицать, что задолго до появления его столь замечательного труда, идея расового отличия малороссов от великороссов пропагандировалась в немецких учебниках истории, в исследовательских статьях, популярных брошюрах и речах. Взяв под свое крыло украинский сепаратизм, немцы позаботились создать ему и теорию. Рабская зависимость от чужой мысли — исконное
явление среди украинских националистов. Еще Шевченко иронизировал:
„Добре, брате!
Що ж ти такее?
Нехай скаже шмец,
Мы не знаем!"
От немца всегда ждали откровения и просветительного слова.
„Колись будем
I по своему глаголать,
Як німец покаже,
А до того й iстopiю
Нашу нам роскаже,
Отоді ми заходимось!"
Национал-социалистический расизм с его учением о высших и низших народах, о неизменных и постоянных национальных особенностях пришелся до того по вкусу нашим гипербореям, что пылкостью фантазии и оригинальностью построений, в этом отношении, они превзошли самих немцев, удивив их к тому же неслыханной, поистине рабской, угодливостью. Сколько восторгов выражено по поводу того, что предкам украинцев, в далёком прошлом, сподобилось неоднократно побывать под властью германцев! Готское государство рисуется, как самый светлый период в истории Украины. А чего стоит знаменитое пришествие варягов? Варяги выглядят отнюдь не горсточкой быстро растворившейся в покоренном славянском населении и уже во втором-третьем поколении утратившей свою этническую особенность; они не являют собою также начала более грубого и варварского по сравнению с славянами, как это теперь выясняется. Нет, сепаратистские историки отводят им высшую организаторскую и культуртрегерскую роль. Всё тот же автор „Исторіи Украіни з ілюстраціями" очень красноречиво распространяется на тему, как древние варяги, подобно теперешним немцам, любили порядок, твердую власть и приучали славян к этим добродетелям. Они завели на Украине войско, строили города, брали с собой славян в далекие походы, учили их плавать, строить корабли, „учили вийсковой оправи, дисциплинованности, притягали до боротьбы и небеспек". Для славян погрязших в обломовщине, „це була тяжка школа", но, „під проводом варягів, наши предки багато чого навчилися".
Щербакивскому, однако, и этой картины германского влияния на Украине мало; он хочет подготовить тезис, согласно которому германцы, как раса главенствующая, создан-ная для управления всякого рода круглоголовыми, с незапамятных времен присутствовала на Украине. Об этом свидетельствует с несомненностью какое-то, кажется сидячее, погребение в Полтавщине, какие-то продолговатые черепа, сохранившиеся в других частях Украины. Это не гиперборейские отложения, это остатки господствовавшего при гипербореях слоя чуждой расы завоевателей, повидимому, фраков. Фраки, казалось бы, не немцы, но что-то вроде немцев; они, конечно, не такие откровенные гермадщы, как готы и варяги, но они тоже индо-германской расы и, где-то, в чём-то, смыкаются с германцами. В глухой геродотовский период, они могут сойти, если не за чисто-кровных германцев, то за Ersatz германизма. Без германизма никак невозможно.
Пронизав свою историю расизмом, сепаратисты довели ее до абсурда, до горячечного бреда, образцом чего может служить творчество проф. Юрия Русова3. По его мнению, вся история Украины представляет борьбу благородных расовых элементов со всякого рода „остийскими", т.е. восточными примесями, оказывавшими роковое влияние на судьбы страиы. Светлые расовые начала представлены „нордийцами", „динарцами" я „медитерианцами". „Нордийці воюють, динарці орють, медитерианці творять ту „буржуазию", яка, не хапаючи зірок з неба, доробляэться маэтків i тим збагачуе не лише себе, але i держкаву". Пока господствуют эти расовые начала, Украина процветает. „Коли панують расові ознаки: нордийска войовничисть, динарска конструктивність і медитеранський хист, коли Украиною кермують осібняки, що мають у co6i первні цих рас — держава посилюєтся, просперує, прикрашається i має князів мудрих и мужних, бояр благородних i чесних, народ працьовитий i богобоязливий. Але ми мусимо не забувати, ще про первень остийск-алтайской раси з усіми його ознаками". Как только эти „ознаки" берут верх, наблюдается упадок Украины и т.д.
За что ж вы так финов не любите?